Между тем Кибальчев, Богданов и Якимович ждали сигнала в лавке. Анне было поручено следить через окно за улицей, а Николаю – привести в действие минное устройство. Если царь решит возвращаться в Зимний обычным путем, по Садовой, то Кибальчев несколько раз прокрутит ручку динамо-машины и полпуда динамита разнесут мостовую и карету вдребезги.
Все было продумано до мелочей, Александру Второму деваться было некуда – его везде ждали ловушки, независимо от того, по какому маршруту он поедет. Он был обречен…
Рысков, разумеется, знал, что вдоль всей Екатерининской набережной стоят агенты Третьего отделения, одетые в штатское. Им был отдан четкий приказ – не мешать ему бросить бомбу. Сразу после взрыва (разумеется, небольшого и неопасного) Николая должны схватить и доставить в полицейский участок, где будет ждать полковник Геберт. Агенты тут же арестуют и Игната Грановицкого, у которого в руках обнаружат настоящую бомбу. Именно ее и покажут государю, когда тот захочет узнать подробности покушения. Расскажут ему и про подкоп под Малой Садовой, в котором найдут большое количество взрывчатки…
После чего агенты арестуют оставшихся заговорщиков, и в первую очередь – Перову и Кибальчева. Геберт обещал, что в Петропавловской крепости их будут держать и допрашивать отдельно от Рыскова, чтобы они не подозревали о предательстве Николая. Взамен Рысков поможет следствию полностью изобличить заговорщиков и доказать их вину. После приговора его помилуют и, как было договорено, отправят на поселение в Сибирь, откуда через короткое время переправят в какой-нибудь тихий провинциальный город. Ему дадут другие документы и деньги, чтобы начать свое дело. Тогда о кошмаре последних двух лет можно будет забыть навсегда…
Николай на минуту предался сладостным мечтам – он уже видел себя владельцем небольшого магазина готового платья где-нибудь в Самаре или Саратове. Спокойная, размеренная жизнь, почет и уважение соседей, любящая жена (непременно из хорошей купеческой семьи с достойным приданым!), умные, красивые дети. Это ли не предел мечтаний для молодого, не слишком амбициозного человека… И пусть вокруг кипят революционные страсти, создаются и рушатся империи – это не для него, он будет счастлив в своем маленьком, уютном, семейном мирке.
1 марта, воскресенье
Екатерининский канал
Развод гвардии закончился в половине второго пополудни. Государь сел в карету с великим князем Михаилом Николаевичем и отправился, как обычно, в гости к кузине Екатерине Михайловне. Через час он вышел из Михайловского замка и коротко бросил кучеру Фролу: "Той же дорогой домой". Карета понеслась по Инженерной улице. Александр Николаевич сидел молча, отворотившись к окну – был занят своими мыслями.
Когда свернули на Екатерининский канал, государь заметил молодую девушку, махавшую кому-то платком. "Наверное, невеста кого-нибудь из моих казаков, – подумал император, – повезло служивому, раз его любит такая симпатичная барышня. Надо будет узнать у Колюбакина и поздравить молодца. Дать увольнительную на три недели и небольшой подарок к свадьбе. Пусть хоть кто-нибудь будет счастлив…"
Государь тяжело вздохнул и посмотрел в другое окно – по набережной шел караул 8-го флотского экипажа, возвращавшийся с парадного развода. Александр Николаевич привычно поздоровался с моряками, те ответили дружным приветствием.
На тротуаре у решеток Михайловского сада было по-воскресному малолюдно – лишь шел куда-то гвардейский подпоручик да стоял молодой человек с каким-то свертком в руках. Император решил поторопить Фрола – до трех часов оставалось совсем немного времени, а он обещал сегодня не опаздывать. Княгиня Юрьевская, наверное, уже нервно ходит по комнатам, поглядывая на часы. К тому же вместе с ними на каток собирались поехать дети младшего брата, Михаила Николаевича, и они тоже с нетерпением ждут возвращения государя.
Александр Николаевич любил своих племянников и немного завидовал брату – его счастливой семье, простым радостям и маленьким тревогам. На брате не лежал тяжелый груз государственной ответственности, и Михаил Николаевич мог свободно распоряжаться своей жизнью, без оглядки на титулованных родственников, многочисленных придворных, стареющих министров и прочих персон, видевших в Александре Николаевиче прежде всего императора и лишь потом – человека.
Фрол пустил лошадей рысью, но не успели проехать и десяти саженей, как молодой человек, стоявший неподвижно у решетки сада, метнул свой сверток прямо под ноги орловским рысакам. Раздался оглушительный взрыв, карету резко встряхнуло, но она выдержала удар – надежный стальной блиндаж защитил корпус, лишь задние колеса повело в сторону.
Проехав немного, карета остановилась, ее правая дверца отворилась. Изнутри показался император, он был абсолютно спокоен. К нему тотчас же подбежал полковник Дворжецкий и помог спуститься на обледеневшую мостовую. Александр Николаевич огляделся – позади, на снегу, лежали двое раненых казаков, а чуть в стороне – мальчик, случайно выбежавший из переулка на набережную и угодивший под взрыв…
– Как вы, Ваше Величество, – с тревогой спросил Дворжецкий.
– Слава Богу, я не ранен, – ответил государь. – Что преступник?
– Он задержан, Ваше Величество. Прикажите привести?
– Не надо, я сам подойду.
– Поедемте, Александр Николаевич, – произнес кучер Фрол, наклоняясь с козел, – с божьей помощью, доберемся до дворца, тут совсем немного осталось…
– Карета повреждена, – вмешался полицейский полковник, – разрешите предложить вам мои сани…
– Хорошо, только взгляну на преступника, – ответил Александр Николаевич, – хочу лично спросить, за что он хотел лишить меня жизни.
С этими совами император направился в сторону Рыскова, которого крепко держали сразу несколько человек. Рядом с государем шли уцелевшие казаки. Александр Николаевич поскользнулся на обледенелой брусчатке, и Дворжецкий осторожно поддержал его под локоть.
– Спасибо, – улыбнулся царь, – я вполне могу сам идти.
Он подошел к Рыскову, с минуту молча разглядывал его, а потом чуть охрипшим голосом спросил:
– Ты бросил бомбу?
– Я.
– Кто таков?
– Мещанин Гладков, – ответил Николай, старательно отводя глаза в сторону.
Александр Николаевич посмотрел на него еще раз и после короткой паузы произнес:
– Хорош, нечего сказать…
После чего повернулся и медленно пошел в сторону Театрального моста. Его окружили моряки флотского экипажа и спешившиеся казаки. Видно было, что государь чувствует себя все же неважно – скорее всего, он был оглушен взрывом. "Покажите мне место взрыва", – обратился император к Дворжецкому. Полковник повернулся в сторону большого черного пятна, отчетливо выделявшегося на снегу. Александр Николаевич сделал два шага в указанном направлении, и в это время Игнат Грановицкий, оказавшийся совсем с ним рядом, бросил свою бомбу.
Раздался еще один взрыв, более мощный, окружение государя разметало в разные стороны. На снегу неподвижно лежали несколько тел – царя, тяжело раненного в обе ноги, оглушенного Дворжецкого и самого бомбиста.
Полковник Дворжецкий упал навзничь и на минуту престал воспринимать окружающее. Но потом сквозь дым и снежную пыль он услышал слабый голос: "Помоги!" Пошатываясь, полковник поднялся и приблизился к императору. Вид Александра Николаевича был ужасен – одежда сорвана взрывом, правая нога оторвана напрочь, левая, раздробленная, держалась на каких-то лоскутках ткани. Горячая кровь, дымясь на морозе, обильно заливала снег. Полицмейстер помог государю подняться и прислониться спиной к решетке. Александр Николаевич оперся руками о мостовую и в изнеможении закрыл глаза.
– Государь ранен! – разнесся над каналом чей-то истошный крик.
Сразу же набежали люди – случайные прохожие, казаки, кадеты, возвращавшиеся с парада, ротмистр Колюбакин и капитан Кох. Они подняли императора на руки и положили в сани. Кто-то предложил отнести Александра Николаевича в ближайший дом, чтобы оказать первую помощь. Царь, услышав это, чуть приоткрыл глаза и еле слышно прошептал:
– Во дворец… Умереть – там…