— Сольвейг! — Теперь это было ворчание, и его кулак, вцепившийся в ее волосы, резко потянул вверх.
Она втянула головку его плоти еще немного в рот, а затем остановилась, слегка посасывая. Магни издал дикий звук и начал двигать бедрами в такт движению ее рта, пытаясь проникнуть глубже. Она открыла глаза и оглядела его; глаза были закрыты, а лоб сосредоточенно наморщен.
Это возбудило саму Сольвейг до такой степени, что сдерживаться стало невозможно, и, не задумываясь, она потянулась вниз и нашла ту часть своего тела, которая так сильно его хотела. Ах, да. Ее глаза закрылись.
Все двигалось в идеальном ритме: ее рот сосал, его бедра двигались, его рука теребила ее волосы, ее собственная рука была у нее между ног, их дыхание громко смешивалось в тишине. Экстаз начал закручиваться в ее жилах, и она застонала, все быстрее двигая рукой и ртом одновременно.
И вдруг Магни замер и приподнял голову и плечи. Сольвейг открыла глаза и увидела, что он смотрит на нее сверху вниз глазами, полыхающими огнем и желанием. В мгновение она поняла — он никогда не видел, чтобы она прикасалась к себе. В следующее мгновение она поняла, что ему это понравилось. Она раздвинула ноги, чтобы ему было видно лучше, и одновременно глубже втянула его в свой рот.
Он взревел. Как медведь. Звук эхом отразился от каменного очага. И вдруг Сольвейг обнаружила, что она перевернулась — он схватил ее, поднял и швырнул, и все это прежде, чем она успела осознать, что он пошевелился.
Он перевернул ее на себя так, что ее ноги оказались у него над головой. Не только ее ноги — то самое место между ног. Он обнял ее за талию и зарылся лицом между ее бедер. Она больше не могла прикасаться к себе, но в этом уже не было необходимости. Его язык был на ней, поглаживая эту идеальную, крошечную, чудесную часть ее тела, а сама Сольвейг все еще касалась его плоти. Она ненадолго погрузилась в ошеломляющий восторг, почувствовав его бородатое лицо и удивительные губы у себя между ног, затем снова взяла его в рот.
Никогда еще она не делилась удовольствием таким образом и даже не думала, что это возможно. Несмотря на все акты физической любви, свидетелем которых она была, несмотря на то, как по-разному они с Магни наслаждались друг другом, это было совершенно ново и совершенно чудесно. Он много раз ублажал ее ртом, и она несколько раз ублажала его, но и то, и другое вместе? Об этом следовало бы написать песню.
Экстаз, который уже начал набирать в ней силу, взметнулся волной, и Сольвейг забыла обо всем. Она намеревалась сначала довести Магни до оргазма своим ртом, но каждое движение его языка и губ сводило ее с ума. Вскоре она могла только прижиматься к нему, обхватив его плоть рукой, и отдаваться великолепному освобождению.
Громкие, отвратительные звуки вырвались из ее рта, и она опустила голову и прикусила что-то, чтобы преградить им путь. Когда оргазм обрушился на нее, как волна на скалы, Сольвейг закричала сквозь сомкнутые губы и почувствовала вкус крови.
Как только все закончилось, Магни снова перевернул ее, на этот раз на спину, заставив судорожно выдохнуть, а затем оказался над ней, лицом к ней, его длинные волосы обрамляли их лица. Никогда еще он не был таким, напористым до грубости. Это было ново и волнующе, и она чувствовала себя полностью и фантастически ошеломленной.
Как и раньше — казалось, гораздо раньше, — он схватил ее за ногу, подтягивая к своему бедру. Он сразу же вошел в нее, одновременно наклоняя голову, чтобы взять в рот грудь.
— Магни! — воскликнула она, когда ее пронзило обновленным ощущением.
Экстаз еще не перестал биться в ней, а он уже посылал новые искры в ее кровь и кости. Дико кряхтя при каждом толчке, Магни вжимался в нее всем телом, проникая все глубже. Его губы сосали ее грудь, заставляя яркие звезды желания рассыпаться по коже и животу. Все, что она могла сделать, это держаться. Она вцепилась ему в спину и… держалась.
И вот Сольвейг снова кончила, впиваясь пальцами в его спину, плача от силы наслаждения, желая, чтобы это никогда не кончалось, и не зная, сможет ли она пережить что-то еще. Затем, не сбиваясь с ритма, Магни схватил ее за руку, оторвал ее от своей спины и прижал к меху, удерживая, как кандалы. Наконец он отпустил ее грудь и уставился на нее сверху вниз с диким выражением лица.
Повинуясь инстинкту, Сольвейг обхватила его ногами и приподнялась, двигаясь так, чтобы углубить дикую силу его толчков. Глубина была почти за гранью удовольствия, почти боли, но она смотрела в эти любимые глаза и видела, как это чувство подпитывает его огонь, и она ускорила темп, двигаясь так же яростно, как и он, уводя их еще дальше. Она увидела, как его лицо исказилось, когда его накрыло собственное освобождение. Он снова взревел и отстранился, выйдя из нее, так быстро, что она тоже вскрикнула.