Все они были молоды, талантливы, им чертовски везло.
«Молодая гвардия Бен-Гуриона» — так называли эту четверку.
Всем им пришлось испить чашу горечи. Каждому — свою.
Пока они шли от успеха к успеху, занимаясь каждый своим делом, все видели в них национальных героев. Как только они оказались на политическом поприще, под их ногами сразу стали рваться мины интриг, соперничества, зависти и тайной вражды.
Аба Эвен с его детской наивностью, неискушенный в интригах и кознях, был удобной мишенью. По нему стали вести прицельный огонь еще до того, как он успел акклиматизироваться в стране.
Какая-то газетка в самый канун выборов вдруг обнаружила, что Эвен не числится в списках израильских граждан. Оппозиционные деятели загалдели, тыча в Бен-Гуриона обличающими перстами: мол, какого это проходимца ты нам подсовываешь?
Выяснилось, что во время первой переписи населения Эвен находился в Вашингтоне. Обладая дипломатическим статусом и документами, он совсем забыл, что ему нужно позаботиться об израильском удостоверении личности.
На выборы 1959 года партия Мапай пришла, размахивая списком внушительных достижений, со свежей кровью в жилах. Все еще помнили Синайскую кампанию, обеспечившую свободу судоходства в Тиранском проливе и превратившую захудалую деревушку Эйлат в жемчужину Красного моря.
Лидеры партии собирали огромные толпы на предвыборных митингах, но все рекорды популярности побил Эвен. «После него невозможно выступать», — с горечью констатировали политические соперники и старались по крайней мере неделю не появляться там, где Эвен изумлял публику своим ораторским искусством.
Будучи человеком великодушным, Эвен щадил противников, даже обрушивая на них огонь своего сарказма. Он не понимал, что число врагов растет в прямой зависимости от успеха.
Газеты стали осыпать его ядовитыми стрелами. Но что делать, когда не к чему придраться? Личная жизнь Эвена была совершенно безупречной. Он не имел никаких сомнительных связей. Его нельзя было поймать на лжи. Он был безукоризненно честен.
Но свинья ведь, как известно, всегда грязь найдет, и газеты занялись социалистическими убеждениями Эвена: «Что общего у этого человека с Рабочей партией? — лейтмотивом звучало в газетных публикациях. — Какое отношение к социалистической идеологии может иметь этот английский джентльмен?»
Подобные инсинуации находили благоприятную почву. Это сегодня социалистические лидеры разъезжают в роскошных машинах и шьют костюмы у модных портных. А тогда они щеголяли с расстегнутыми воротничками, в помятых брюках и отличались, к тому же, дурными манерами. В те времена, когда владелец жалкого киоска считался капиталистом, Эвену легко можно было пришпилить ярлык «кровососа» и «эксплуататора».
На самом же деле Эвен вырос в небогатой семье, не имел нетрудовых доходов, никого не эксплуатировал и не наживал богатства нечестным путем.
Социалистические взгляды он усвоил в юности и даже вместе с Деннисом Хили основал в Кембридже организацию студентов-социалистов.
Много лет спустя Хили, папа которого, кстати, тоже не был шахтером, стал министром обороны Великобритании.
В 1959 году Эвен вошел в состав кабинета Бен-Гуриона. Портфель министра иностранных дел, который так хотел получить Эвен, был отдан Голде Меир.
— Не расстраивайся, — сказал ему Старик. — Этот портфель ты еще получишь. А пока возьми министерство культуры и просвещения.
— Но я никогда этим не занимался, — пробормотал Эвен.
— Так займись, — оборвал Бен-Гурион.
И Эвен занялся новым для себя делом. Он был первым, кто понял, что проблема воспитания относится не только к области педагогики, но и имеет большое социологическое и экономическое значение. Осуществленные им школьные реформы сохраняют свое значение до сих пор.
По его настоянию было создано учебное телевидение. Это он изменил систему преподавания английского языка в израильских школах.
— Наши дети должны знать практический английский, а не зубрить Шекспира, — заявил он, воспитанный на произведениях стратфордского гения.
По инициативе Эвена была созвана первая Реховотская конференция развивающихся стран. Аба Эвен, занимавший пост ректора Научно-исследовательского института имени Вейцмана, лично руководил всей организационной работой. Он понимал, что идет на определенный риск.