Вскоре Хадад понял горькую истину: ливанское правительство готово противодействовать террористам лишь на словах.
В июле 1972 года израильский бронетанковый батальон утюгом прошелся по гнездам террористов в северном секторе Южного Ливана.
На обратном пути три израильских танка потеряли ориентацию и шли наугад по незнакомой гористой дороге. Быстро темнело.
Майор Хадад слышал у себя в штабе отзвуки далекого боя. По своему обыкновению он решил лично провести рекогносцировку, и один, в открытом виллисе, выехал на север. Минут через двадцать виллис вырулил на дорогу, прямо навстречу громыхающим танкам. Вспыхнувший свет дальних фар ослепил Хадада. Он затормозил.
— Кто ты, приятель? — резко окликнул его молодой голос.
— Майор ливанской армии, — ответил Хадад, а в голове мелькнуло: «Это израильтяне. Конец».
— Вот так птица, — удивился танкист и спрыгнул на землю. Перед Хададом стоял высокий красивый человек, смотревший на него со спокойным дружелюбием.
— Простите, майор, — сказал он, — но вам придется стать нашим проводником. Мы заблудились в этом чертовом Ливане.
— Охотно, — ответил Хадад.
— Так поезжайте впереди нас. Только без фокусов.
Кавалькада двинулась. Через несколько часов, когда уже рассвело, Хадад остановил машину и сказал танкисту:
— Вон там ваш Израиль.
Впереди виднелась цепочка невысоких сиреневых гор. Танкист ничего не ответил и нырнул в люк. «Сейчас он меня пристрелит», — обреченно подумал Хадад. А танкист уже протягивал ему бутылку коньяку.
— Согрейся, майор. Замерз ведь…
Израильские танки скрылись из виду, а Хадад еще долго смотрел им вслед.
В октябре 1976 года, когда гражданская война в Ливане уже шла полным ходом, Хадад был вызван в генеральный штаб в Бейруте.
Его принял главнокомандующий ливанской армии генерал Хана Саид.
— Майор, — сказал он без предисловий, — вы знаете, что происходит в нашем бедном отечестве. Решается вопрос о самом существовании ливанского государства. Нас крайне тревожит положение на Юге Ливана. Вы ведь уроженец тех мест?
Хадад кивнул.
Генерал помолчал, рассматривая стоящего перед ним немолодого уже человека в военной форме, словно не понимая, зачем он вообще здесь находится. Потом продолжил:
— Палестинские террористы хотят захватить этот район, чтобы оказаться поближе к израильской границе. Израильтяне этого никогда не допустят и попытаются установить над Южным Ливаном свой контроль. Мы заинтересованы, чтобы не произошло ни того, ни другого. Но, в крайнем случае… Из двух зол выбирают меньшее. Вы понимаете меня, майор?
— Значит ли это, что в случае крайней необходимости я могу вступить в контакт с израильтянами? — прямо спросил Хадад.
Генерал Саид пожал плечами:
— Мы решили назначить вас военным комендантом Южного Ливана. Вот приказ, подписанный президентом Франжие. Помочь в ближайшее время мы вам, к сожалению, ничем не сможем. Зато вам предоставляются неограниченные полномочия. Это и есть косвенный ответ на ваш вопрос. Не так ли, майор? Помните одно: Южный Ливан — это часть нашей родины. Желаю успеха.
До успехов, однако, было далеко. Мусульманский фанатик, лейтенант Ахмед эль-Хатиб, заручившись поддержкой Сирии и террористов, стал занимать христианские деревни в Южном Ливане одну за другой.
Хадад был захвачен врасплох. У него не было ни артиллерии, ни боеприпасов, ни достаточного количества людей.
Мардж-Аюн пришлось оставить. Впервые эта христианская цитадель попала в руки врага.
Хадад выехал в Бейрут просить помощи. И вернулся ни с чем.
Помощь пришла с неожиданной стороны. Сотни христианских солдат ливанской армии, узнав о падении Мардж-Аюна, дезертировали и прибыли в Южный Ливан. Хадад, принявший над ними командование, сконцентрировал их в деревне Келия. Но он отлично понимал, что это пока еще сброд, а не войско.
Вот тогда он и приказал повесить на «добрый забор» — проволочное ограждение, отделяющее Ливан от Израиля — письмо премьер-министру Ицхаку Рабину.
Но у Рабина — свои заботы. Он не пришел в восторг от новых союзников, и его скептицизм вполне разделял Мота Гур, занимавший в тот период пост начальника генштаба.
— Они не умеют сражаться, — кривил губы Мота Гур, и его добродушное, розовое, как у поросенка, лицо принимало брезгливое выражение. — Ничего, кроме неприятностей, от таких союзничков ждать не приходится.