– Но неужели тебе не больно? – удивлялась Надя. – Я просто слишком хорошо помню, как это было…
– Как было что? – прищурилась Света.
– Как я просыпалась в поту, как проверяла его мобильник, как мне впервые рассказали о его интрижке и какой ненужной и никчемной я себя почувствовала… – Она поежилась, несмотря на то что солнце было таким же горячим и ласкающим, как минуту назад. – И когда я узнала, что у него девушка… а я беременна. И я считала, что я в безопасности, что беременность – это как талисман…
– Вся разница между нами в том, что я никогда не обольщалась, – Света вздохнула и покачала растрепанной белокурой головой. – Мне нравится любить настоящих людей, а не придумывать их… Пойдем чайку выпьем, я тебе подробнее объясню.
Они переместились на веранду. Стояли последние дни бабьего лета, небо было бело-голубым, а пчелы жужжали так безмятежно, словно время остановилось. Света разлила по пиалам прохладный зеленый чай, высыпала на блюдечко клюкву в сахаре. Надя, проглотив одну, подумала, что она и сама стала как эта клюква. Снаружи припорошена напускной благодатью, ходит и улыбается, даже шутит, даже метко иногда, а внутри – горько-кислая, что в общем-то типично для уроженки темных болот. Света же похожа на медовое яблоко – цельная и свежая.
– Понимаешь, мало кто умеет любить настоящих людей. Мы с Борей об этом много говорили. Одна из его любимых тем. К нему в центр в основном приходят так называемые влюбленные.
– Так называемые? – усмехнулась Надя.
– Да невротики обычные, расплодилось их… Сами не понимают, чего хотят. Обижаются на жену за то, что она не похожа на мать. А когда им это разжевываешь, обижаются уже на психолога… Была вот недавно девушка одна, после попытки самоубийства. Хрестоматийная история. Двадцать лет. В юности была фанаткой Джонни Дэппа, фотографии собирала. И влюбилась в университете в мальчика, у которого была такая же стрижка. А он – в нее. С жутким скандалом уехала из родительского дома, они стали жить вместе. У нее родители консервативные. А через полгода он обрился наголо. В йога-клубе посоветовали. И с тех пор все пошло не так. Ссоры, сплошные недовольства. Девочка в депрессии. И в какой-то момент она дошла до ручки и шагнула в окно. Хорошо, что этаж – третий. Сломала позвонок и два ребра – можно сказать, отделалась легким испугом. Начали разбирать потом по косточкам и пришли к тому, что он перестал быть ее идеалом. Когда она встретила его, поверила, что идеалы существуют, а когда он обрился наголо – до нее вдруг дошло, что он – суррогат, имитация.
– А почему ты говоришь, что случай хрестоматийный? Девочка-то на всю голову больна.
– Девочка-то – да, – усмехнулась Света. – У нее все до абсурда доведено. Но отчасти так поступает большинство. Влюбляется не в реального человека, а в придуманный образ. В волосы Джонни Дэппа. Первая стадия – наполняет этот образ чертами, начинает искать в каждом жесте доказательство существования этих черт. Вторая стадия – разочарование. Потому что человек не оправдал ожиданий. Не глупо ли?
– Хочешь сказать, что вы с Борисом с самого начала договорились о честности?.. И не притворялись? Совсем-совсем? – не верила Надя. – То есть он так тебе и сказал – Свет, мол, ты, конечно, девушка хорошая, но я – знатный потаскун. И тебе совсем-совсем не хотелось его изменить?
– Да фигня это все. Нельзя изменить взрослого человека, наивно на это надеяться… Нет, я, конечно, переживала… С другой стороны, он никогда не давал повода сомневаться, что меня любит.
– Ну как это? Любит тебя, а трахает всех подряд?
– Во-первых, не всех подряд. Если бы он был банальным кобелем, я бы с самого начала не влюбилась, – рассмеялась Светлана. – Во-вторых, мне это трудно даже словами объяснить. Вот Боря бы тебе сейчас все разжевал, он это любит. А я… У меня просто никогда не было сомнений, что мы – вместе, а все остальное – так… Атмосфера доверия была в семье. Я точно знала, что он мне не врет. Ему не было смысла врать, потому что я дала ему полную свободу – не формальную, а настоящую, честную.
– И что, у тебя никогда не возникало желания, например, отомстить? – Надя посмотрела на длинные загорелые Светины ноги. Накачанные, как у Анны Курниковой. – Вон ты какая хорошенькая, наверняка охотников много.
– Да пойми, это же глупо! Нет, если мне захочется быть с другим мужчиной, я не буду себе отказывать в удовольствии, ни минуты не сомневаюсь. Но это будет чистое удовольствие, не месть.
Она была такой спокойной. Иконописная глубина в серых глазах. Розовый прыщик на смуглой щеке. Слегка обветренные губы. Такая земная и в то же время нездешняя.
– И ты думаешь, что Борис это примет? Такое вот чистое удовольствие? – скептически прищурилась Надя.
– Конечно примет, – уверенно кивнула Света. – Да мне и думать не надо, мы это обсуждали.
– Да мужики только говорят так. А стоит какому-нибудь безобидному коллеге позвонить тебе в полночь, как проблем не оберешься. Мне кажется, все эти свободные браки сводятся к тому, что мужик гуляет, где хочет, а женщина держит марку.
Света не обиделась.
– Ты же видишь нашу семью. Теперь, можно сказать, изнутри. Разве я похожа на несчастную? Ту, которая просто держит марку?
– Значит, вы – счастливое исключение.
– Да нет же, просто мы не боимся быть не как все… Ладно, не грузись, Надюш. Вредно тебе в таком состоянии думать о нервном.
– Хочешь сказать, что… – ей было трудно это произнести почему-то, – у меня с Данилой не получилось, потому что я видела в нем кого-то другого?
– А у тебя были в этом какие-то сомнения? – весело спросил подошедший со спины Борис.
В руках у него был бумажный пакет, из которого торчал аппетитно пахнущий французский багет. Борис был вспотевшим и усталым, Светлана радостно засуетилась, принесла ему ледяной «Тархун». Он выпил залпом и рухнул в старое кресло.
– В электричке народу – тьма. Сто раз пожалел, что не взял машину… А у вас тут весело, девочки, как я посмотрю.
– Да вот, собирали яблоки, пробило на бытовую философию, – улыбнулась Света. – Я пыталась объяснить Надюше, как устроена наша семья.
– И что? Не въехала девочка? Да не смотри ты так на меня, почти никто не въезжает… А про Данилу твоего – я думал, ты и сама понимаешь. Помнишь, мы с тобой однажды говорили об этом?
– Мы о многом говорили, – осторожно сказала Надя. Ей было неловко, что Борис подслушал такой «женский» разговор, да еще и не постеснялся об этом заявить, не кашлянул громко, приближаясь к ним, не сделал вид, что не разобрал ее последней фразы. А теперь ей было так неловко, что хотелось выпрыгнуть из собственного тела.
Света подала ему ужин: деревенский творог с домашним вареньем и чай. Он ел, а она любовалась. Было заметно, что не просто смотрит, а именно любуется. Это выглядело так… патриархально и совсем не сочеталось с тем, что Надя только что от нее услышала.
– Помнишь, ты мне рассказывала о своем первом муже? – с набитым ртом невозмутимо спросил Борис. – Как его звали, не помню… Олег?
– Егор, – нехотя подсказала она, оглаживая живот.
В последнее время Надя всегда гладила живот, когда нервничала. «Интересно, когда я рожу, привычка останется?» – иногда думала она.
– Ну да, ну да. Помнишь, что мы с тобой по этому поводу решили?
– Что он на бабушку похож. Что мне надо было пережить эту ситуацию с бабушкой, обидную. И я нашла мужика, с которым можно ее бесконечно переигрывать. И все равно проиграла. Как-то так.
– Ну да. И ты вроде бы согласилась?
– Ну, доля правды, наверное, в этом есть… Хотя мне трудно судить.
– А я вот был уверен, что ты меня услышала и начала думать в этом направлении, – подмигнул Борис, в деревенской манере протирая тарелку хлебным мякишем. – И уже все давно знаешь.
– И что же я должна была, по-твоему, узнать?
– Ну как что? Все же из детства идет. Откуда вообще берутся наши представления о любви? Мы видим, как родители любят друг друга, как мы любим их, а они – нас. Потом мы перерастаем все это, составляем собственную картину мира. Но иногда так трудно вытравить из себя родительские схемы. А у тебя не было отца, зато была бабушка. Было два определяющих человека, благодаря которым ты пыталась понять, что же такое любовь. Все дело в том, что ты никогда не была главной для самой себя. Ты воспринимала себя как второстепенную героиню, и это грустно, но и забавно тоже.