— Какая оригинальная идея! — воодушевился Ван Лоо. — Я уже как будто слышу, как в этих стенах звучит: «Горбун разбил свою копилку», «Не стреляйте в пианиста», «Бабушка продала свой зубной протез…»
Он смеется и добавляет:
— Превосходно. Позвольте, я запишу. Идея может пригодиться.
Он делает еще несколько шагов, но Жан-Мари удерживает его за локоть.
— Не туда, пожалуйста. Этот коридор ведет в комнаты старой дамы. Когда Дю Гесклен брал штурмом замок, здесь была страшная битва. В ход шли топоры, молотки, ножи… Дрались и врукопашную, дрались не на жизнь, а на смерть! Кабинет рядом.
Он открывает низенькую дверь.
— Пригните голову. Этот коридор раньше упирался в зал, где стояла охрана. На посетителей он всегда производит большое впечатление.
— Вот где надо снимать фильм! — говорит Ван Лоо. — Замок, озеро, Ле Эль… Ле Оль…
— Ле Юэльгоа, — поправляет Жан-Мари.
— Спасибо. Я плохо запоминаю имена, зато сцены вижу хорошо. Такие потрясающие декорации! Это превосходит самые Смелые мои надежды! А в кабинете можно будет разместить дирекцию. — Повернувшись на каблуках, он, сдвинув брови, рассматривает комнату. — Так, телефон есть, очень хорошо! Кресла есть, прекрасно! Карта района есть, пишущая машинка есть! Вполне подходяще. Надо будет постелить ковер на пол.
Жан-Мари пораженно смотрит на него. Откуда вдруг взялся этот приказной тон, эта хозяйская манера? Честное слово, он уже чувствует себя здесь как дома! Ван Лоо удовлетворенно улыбается.
— Приготовьте мне вашу лучшую комнату! — командует он. — Все, что я увидел, мне страшно понравилось. Только прошу вас, никому об этом не рассказывайте. А куда ведет эта лестница?
— На этаж, где расположены комнаты.
На каменных ступенях лестницы вдруг раздается шлепанье домашних тапок.
— Это мадемуазель де Кермарек, — предупреждает Жан-Мари. — Жильцами занимается она.
Глава 4
В халате и бигуди! Она неподвижно замирает на последней ступеньке, и только рука ее почему-то непроизвольно тянется к горлу. Надо было ее предупредить, думает Жан-Мари. Молчание длится, и даже Ван Лоо кажется смущенным. Только что он был так весел и возбужден, а сейчас напрасно силится отыскать если и неподходящие слова, то хотя бы нужный тон. Он бормочет нечто несвязное… Первой берет себя в руки Армель. Она заходит в комнату и опускает на стол тяжелую связку ключей.
— Посещения начинаются во второй половине дня, — сухо сообщает она.
Тут вступает Жан-Мари.
— Это не посетитель, — говорит он. — Это жилец.
Ван Лоо делает шаг вперед, легко пристукивает каблуками, склоняет в приветствии голову и представляется:
— Жорис Ван Лоо, коммерсант и президент компании «Нова».
— Мадемуазель де Кермарек, — все так же сухо бросает Армель. — Присаживайтесь, прошу вас.
Они рассаживаются, она — за письменный стол, он — перед ней, и пристально смотрят друг другу в глаза, словно игроки, пытающиеся угадать, что за карты у соперника.
— Я встретился с этим господином совершенно случайно, — объясняет Ван Лоо. — Я приехал сюда посмотреть натуру для съемки фильма, требующего весьма специфической, романтической обстановки. Из-за этого я и очутился в ваших краях.
Понемногу он оживляется, его голос обретает убедительность, в нем появляются теплые нотки. Армель недвижимо сидит в кресле, положив руки на связку ключей. Лицо ее напоминает маску — может быть, таким образом она пытается дать понять нежданному гостю, что в Кильмер не заявляются ни свет ни заря без предупреждения. Вообще-то обычно она ведет себя более любезно, думает Жан-Мари. Он продолжает стоять у входной двери, сложив на груди руки. Он слушает, наблюдает и не может не задавать себе вопросов. Почему у Армели такой враждебный вид? Может, она на меня злится? Но разве она не понимает, что лучшего постояльца нам просто не найти?