Лена еще помнила, как дома ее брат-младшеклассник восхищенно рассказывал, что после уроков Лиза дала задиравшему ее Ваньке из параллельного класса в нос, а на вопросы мамы о том, отчего он только смотрел и не вступился за свою соседку по парте, легко отмахивался. Мол, Лизка сама кому хочешь врежет, без помощи со стороны.
— Почему… — Лена старательно выбирала слова, — почему ты раньше не попробовал перейти от дружбы к…
Макс пожал плечами, не поднимая головы.
— Рисково было, — признался он. — И страшно, систер. Вообще как-то неопределенно. — Он снова вздохнул и с отчаянием потянул себя за взъерошенные влажные после мытья волосы. — С незнакомыми нестрашно, а с Лизкой — да. Она ж и так гарантировано рядом была, а отношения… Это ж если косяк какой, то все. Фаталити. Я не знал, надо мне это все или нет.
— А теперь понял, что надо?
Макс выпрямился и откинулся на спинку стула, пару раз намеренно ударяясь затылком об стену.
— Угу, — согласился он хрипло. — Поздно только. Мы с лета не общаемся. Все нахрен развалилось.
— Ты уверен, что «развалилось»? — спросила Лена участливо, не сводя с Макса встревоженного взгляда. — Ты не пробовал с ней поговорить?
— Поздно, систер, — он покачал головой, не отлепляясь от стены. — Любовь у нее.
— Ох, Макс… — Лена протянула к брату руку и в поддерживающем жесте сжала его ладонь своей.
— Систер, — он повернулся к ней и посмотрел с надеждой. — Скажи как старшая, мне что делать? С этими… — он поморщился, — чувствами?
Лене ободряюще ему улыбнулась, не позволяя себе слез, которые весь их разговор подступали к глазам. За Макса у нее всегда по-особенному болело сердце. За каждую его обиду и рану — душевную, и телесную, Лена всю свою жизнь испытывала знакомую только старшим сестрам необоснованную вину. Макса всегда отчаянно хотелось уберечь от бед.
— Что делать — решать только тебе, — сказала она, зная, что конкретные советы здесь не жизнеспособны. — Отойти в сторону или все же принять доступную тебе роль, но без расчета на большое. Любовь нельзя заслужить, Макс, — проговорила Лена настойчиво единственную истину. — Иногда человека можно только отпустить.
— Ты любила Дэна, но ушла? — Ее брат для нетрезвого и не спавшего человека удивительно быстро провел аналогию с ее разводом.
Лена кивнула, подтверждая его догадку.
— Но ушла.
— А сейчас? — Макс взглянул на нее с любопытством.
— М?
— Сейчас тоже любишь?
— Почему ты спрашиваешь?
Он скривил губы, словно объяснение было для него непростым, и, зажмурив веки, начал говорить:
— Потому что если любовь — это действительно любовь, то она ведь никогда не пройдет? — Теперь его тон, несмотря на ставший глухим и низким голос, казался ей почти по-детски беззащитным. — Как не проходит любовь к родителям или сестре, — открыв глаза, Макс кинул на Лену смешливый взгляд, на миг придавая своим словам искусственного лукавства, но то не могло скрыть, что на самом деле говорит он серьезно. — Это любовь, другая — неважно, в основе же одно и то же. По факту этим и отличается любовь от влюбленности или привычки, нет? Тем, что мы не перестаем кого-то любить, даже если быть с ними нельзя или невозможно?
— Ты ужасно умен и склонен к философии, братик, — полусерьезно, полушутя заявила Лена после пары мгновений тишины. Ей требовалась короткая пауза, чтобы уложить весь сонм мыслей в способные их выразить слова.
До беседы с Максом у нее была целая ночь, в которую она по большому счету она ломала голову над тем же вопросом, что прозвучал сейчас. Удивительно, насколько суть и ход рассуждений брата совпадал с ее, пусть формулировки они использовали разные, да и выводы у них, кажется, расходились.
Наверное, задумавшись, молчала Лена непозволительно долго, потому как лицо Ярослава, ожидающего ее ответ в настоящем, помрачнело.
— Понятно, — озвучил он бесстрастно собственные выводы, заметив, что она теперь смотрит на него осознанным взглядом.
Лена встрепенулась. Ухватив Ярослава за руку, торопливо и нервно заверила:
— Нет, ты неправильно меня понял. Это, — она перевела взволнованное дыхание, — очень сложный вопрос, и ответ у меня не слишком простой, но, мне кажется, если кто-то и поймет, что я имею в виду, то только ты. — Она взглянула на Ярослава с надеждой.
Немного расслабившись, он, наконец, ответил:
— Я очень постараюсь.
Лена неуверенно улыбнулась и заговорила вновь: