Пенни смотрела на меня пустыми глубокими глазами. Машинально я сделал шаг вперед, но она остановила меня движением руки:
- Не подходи. Ты хотел увидеть меня? Смотри. И уходи.
Не скажу, чтобы она так уж сильно изменилась. Только веснушки выцвели, да еще волосы. Они стали абсолютно прямыми, падали тяжелой красной волной на плечи и делали ее лицо похожим на окно готического собора. Как она воевала с ними, а, оказывается, нужно было всего лишь умереть…
Я молча шагнул к ней, несмотря на протест, схватил за плечи и встряхнул, готовый стоять так и трясти ее хоть вечность, пока не найду в ней признаков капитуляции.
- Пенни, черт тебя побери, это я, Алекс! - заорал я ей в лицо. - Я чуть с ума не сошел, пока добрался до тебя, так будь добра, хотя бы немного обрадуйся!!!
Расчет был верным, показное равнодушие как ветром сдуло.
- Пусти! - рванулась она яростно, но недостаточно - ведь могла мне и руки вывихнуть, если бы захотела. Я только сильнее прижал ее к себе, и тут она обхватила меня руками так крепко, что на мгновение все стало как раньше. На одно жалкое мгновение.
Она не заплакала. Я тоже. Еще не время.
Мы сели на имитации стульев, не прикасаясь друг к другу.
- Ты, наверное, хочешь знать, что произошло? - спросила Пенни.
- Я уверен, что у тебя была уважительная причина, чтобы покончить с собой, - ответил я и внутренне сам себя выругал. Я ей верил, но сам ни единой причины придумать не мог.
- Не говори так…
- А как?
Она медленно вздохнула, как при медитации. Ее лицо уже становилось вечно спокойным и лишенным эмоций, как у них всех, но признаки жизни еще были. И я не отводил глаз, боясь пропустить хоть один. Последние лучи заходящего солнца перед вечной тьмой.
- Когда Перл поймала меня на шпионстве, то посадила в абсолютно темную комнату. Ты не можешь себе представить, что это значит - комната, из которой выкачан свет, где, как ни пытайся, не различишь даже очертаний предметов. В ней есть все, как в стандартном гостиничном номере, но к темноте привыкнуть невозможно. Я бродила там, натыкаясь на мебель, и чуть с ума не сошла. Физически Перл меня не трогала, но пугала постоянно, говорила, что оставит меня здесь навсегда, и получала массу удовольствия от моей реакции. Потом она сказала, что про меня узнал Данте, а в свете всего, что узнала про Данте я, это было равносильно смертному приговору. Но она успокоила меня тем, что у Данте есть для меня поручение, и если я его выполню, то возможно останусь в живых или даже выйду отсюда.
Кулаки Пенни были крепко сжаты, и внезапно я увидел, как между ее пальцами просачивается кровь. Она разжала ладонь - на ней виднелся ряд глубоких лунок, наполненных кровью.
- Да заживет… В общем, насчет сбежать не могло быть и речи. Я не могла бы бегать всю жизнь, и к тому же был ты. А на плохую память Перл никогда не жаловалась. Тогда я узнала о проекте “Солнцепоклонник”, который разрабатывался вампирами в середине прошлого века.
- Та статья, который я нашел у тебя в номере?
- Ты там был? - Впервые она улыбнулась, словно ее порадовало то, что я ее искал. - Да, ее написал один из помощников доктора, который проводил на вампирах опыты, думал, что найдет эликсир вечной жизни. А его “подопытные” перед тем в лабораторных условиях заставляли свой организм мутировать, чтобы действие ультрафиолета перестало быть губительным. Судя по тому, что знал о проекте Данте, это могло быть правдой.
- И как? - Я представил картину вампиров, разгуливающих днем, - это было подозрительно похоже на апокалипсис.
- Я должна была просто найти этого человека… его звали Гектор Хайди. Я нашла его и даже поговорила с ним. Это был старик, страдающий жестокой паранойей, чтобы выманить его на разговор, мне понадобилось уйма времени и сил. Но когда я сообщила Перл о своих успехах… он покончил с собой. Повесился в тот же день, когда я приходила.
Пенни всхлипнула, очень по-человечески. Я так хотел обнять ее, что буквально приходилось держать собственные руки… и вдруг заметил что-то зеленое за вырезом ее блузки. Мне не надо было и присматриваться, чтобы понять, что там.
- Она привела меня сюда, сказала, что мне придется все объяснить Данте самостоятельно, и посоветовала молиться, чтобы он убил меня быстро. Что это большая честь для такого ничтожества - погибнуть от его руки. Я сидела здесь, полумертвая от страха, и думала, не лучше ли было остаться навсегда в темной комнате… - Пенни дотронулась ладонью до груди. - Я как окаменела, даже заплакать не могла - дышать было больно. А потом пришел он. И просто меня обнял… Знаешь, он такой… ни с кем я не чувствовала себя так спокойно. Он рассказал какую-то шутку, и я засмеялась, а потом вдруг начала рыдать и не могла остановиться… а он прижимал меня к себе и держал, пока я не успокоилась… Данте, имя которого даже произносить боятся! Даже Перл, которая казалась мне самым страшным существом, что я видела в жизни! Он успокаивал меня и говорил, что сам до конца не верил в эти сказки про “Солнцепоклонник”… хотя по солнцу он скучает, а я так похожа на солнце… И я пропала…
Не надо и рассказывать. Я помнил первое впечатление, которое он произвел на меня.
- А когда вошла Перл, - продолжала Пенни, - он ВЫСТАВИЛ ее, сказал: “Тебя что, не учили стучать? Выйди вон, не видишь, я занят” - и она просто ушла, сказала: “Извините” и ушла!! Ты не можешь представить, как здорово я себя почувствовала, - такой бесценной и значительной… Потом Дан предложил мне работу, сказал, что я гениальная сценаристка, и то, что он видел, тянет на “Оскар”, и много чего еще… и естественно я согласилась. Ты не представляешь, какой он! Настоящий профессионал! Он сказал, что студия в моем распоряжении, и все здесь меня слушаются… даже София.
Она смотрела в пол, в то время как я пытался поверить ушам.
- И это все? - спросил я наконец таким погасшим голосом, что ее передернуло. - Ты влюбилась в монстра? И это та самая причина, по которой ты покончила с собой?
Пенни сделала паузу, потом резко втянула воздух и прикрыла лицо ладонью.
- Я ни в кого не влюбилась! Я умирала, - сказала она приглушенно. - Эта причина для тебя достаточно уважительная, Алекс?
Мать Пенни умерла от лимфомы, когда она была еще маленькой, - ужасной смертью - и все время, которое я знал Пенни, над ней висела эта угроза. Она проверялась в онкологии раз в полгода, и как только мы все стали воспринимать это как формальность, так это и случилось. Слава Богу, это была еще не болезнь, а так, признаки, но испугались мы основательно. Пенни восемь месяцев не вылезала из больницы, к тому же в разгар лечения у нее произошел нервный срыв. Она чуть с ума не сошла - похудела и стала похожа на привидение, волосы поредели, хотя больше от нервов. Я не отходил от нее все это время. И вот когда однажды я зашел в ее палату - Пенни спала - и подумал, что она умерла; когда она проснулась и обняла меня тонкими руками, как в тот день, когда погибли наши родители, я снова почувствовал, что могу ее потерять. Невыносимое чувство. В тот раз мы прогнали смерть, но оба знали - это может повториться в любую минуту.
Ее голос завибрировал, почти ультразвуком.
- Данте сказал мне, пока не стало совсем поздно. Он это как-то чувствует… Чтобы у меня было время подумать. А что думать? Я не могла, Алекс, просто не могла!