Женщина — та самая, что пробила копьем бок фургона — лежала рядом, её голова — чуть поодаль. Эта ещё может ожить, хотя, если она из недавних, то вряд ли. Но всё равно, огонь довершит дело.
Паскар вытянул руку над телами, почувствовал, как огонь поднимается из самых глубин его существа, усиленный кровью Эрлота. Кончики пальцев начало покалывать…
— Закончили с этими!
Паскар перевел взгляд на шестерых вампиров, выстроившихся перед сараем.
— И что встали? Люди. Скот. Шевелитесь!
Проводив их взглядом, Паскар опустил руку. Позже. Может, он ещё заставит Аммита посмотреть на тела. Возьмет изломанные руки слепца и погрузит их в разрезанное чрево Ратканона. И уже тогда…
Тьма опять окружала его.
Благословенная тьма, спокойная тьма. Тьма, забирающая все мысли, все чувства, все тревоги. Какой смысл о чем-то беспокоиться, куда-то стремиться, если всё равно мир окутан тьмой, и хоть ты в лепешку разбейся, а ничего не изменишь.
Это природа мира, её не изменить.
Изредка алыми сполохами прорывалось воспоминание о том, что он сделал с Милашкой. Да, она сама его о том просила, заливаясь слезами. Но он-то знал, что не благодеяние совершает. Потому что другая, багровая тьма рвалась из груди его наружу. Больших трудов стоило её подавить.
Ради чего?.. Чтобы не подвергнуть опасности Аммита и жалкую горстку людей, на которых ему плевать?
Звук привлек его внимание. Лязг стали. С таким звуком клинок покидает ножны, Сардат слышал его неоднократно за последний месяц. Этот звук был сигналом — не к битве, так к готовности. И Сардат против воли приготовился.
— Помнишь меня? — дрожит, срывается голос Паскара. Теперь в нем нет тех манерных интонаций, за которые хотелось убить. Тогда Паскар играл, сейчас — тоже пытается играть, но уже иначе. Сейчас он играет в себя настоящего, которого не существует.
— Извини, малыш, — отвечает ровным голосом Аммит. — Я давно живу на свете и видел столько лиц, что упомнить их все не смог бы, даже если бы захотел. Должно быть, я тебе где-то насолил, и ты мне сейчас будешь жестоко мстить?
Шаги. Взмах. Удар. Звук, с которым сталь пробивает плоть. Аммит хватает воздух ртом.
Сардат пошевелился. Руки заведены за спину, скованны цепью, которая жжется, чуть только приложишь к ней усилие. Цепь на крови вампира. Такой же когда-то они связали Сиеру…
Стоило вспомнить, и — вот она. Стоит, сумрачно смотрит из-под нахмуренных бровей. Недовольна им. Но почему? Что он опять сделал не так?
— Деревня Здайкир. — Голос Паскара окреп, теперь слова лились куда свободнее, горло не сжималось, не пыталось в страхе остановить их. — Мою мать звали Эника. Ты жил с ней, как мужчина с женщиной, на глазах соседей, почти год. А потом тебя «позвал путь», и ты ушел навсегда.
Звон цепей, хлюпанье — клинок покидает тело Аммита. Тот выдыхает.
— Эника… Это я, разумеется, помню. Если мужчина забывает имена и лица женщин, с которыми спал, значит, жизнь прожита как-то не так…
Удар кулаком по лицу. Сардат так погружен во тьму, что несколько секунд пытается сообразить, кого ударили — его или Аммита? Вроде бы Аммита. Но тут же после удара рядом с Сиерой появилась девчонка. И у нее тоже укоризненный взгляд.
— Знаешь, что с ней случилось, когда ты ушел? — Паскар сорвался на визг.
— Понятия не имею. Скорее всего, она состарилась и умерла. Но даже если произошло что-то ещё, то вины моей в этом нет. Я не оставил ей ни детей, ни болезней, оставил лишь деньги и налаженное хозяйство.
— Её побили камнями до смерти. А меня заставили смотреть. За то, что жила с вампиром. Мою мать убили, ты понял? На третий день после твоего ухода. Вытащили её за волосы во двор, дом сожгли, а её — забили камнями! Всей деревней швыряли камни, пока…
— Я не понимаю тебя, малыш, — перебил Аммит. — Я сделал твоей матери столько добра, и ты мстишь мне. А те, кто её убил, спокойно прожили свои жизни.
Девчонка упирает руки в бока. Поза до такой степени серьезная, что хочется смеяться.
«Вместо того чтобы тут висеть, нужно идти ко мне!» — заявила она.
— Куда и зачем? — прошептал Сардат.
Почувствовал какое-то движение. Похоже, Паскар повернулся к нему. Но слова Сардата никак нельзя было соотнести со словами Аммита, и Паскар вновь обратился к своему заклятому врагу.
— Ты ведь знал, как в деревне на вас смотрят. Знал, чем всё закончится, и всё равно ушел.
— Я не мог оставаться долее. Мне… стало скучно.
Паскар зарычал. Меч вновь пронзил Аммита, на этот раз хрустнули кости — похоже, клинок вошел в грудную клетку.