— Все, все! Ход сделан!
— Фигура у меня еще в руке!
— Ход сделан!
— Говорю тебе, фигура в руке! — зашумели мои старики.
Девушка оглянулась. Оглянулась, и у меня оборвалось сердце: это была Лия! Она сразу же отвернулась, потом снова пристально взглянула на меня и опять нагнула голову, — должно быть, вспоминая, где она видела меня. Спустя минуту она еще раз бросила на меня быстрый взгляд, потом устроилась на скамейке поудобнее и углубилась в книгу.
Боже мой, неужели она не узнала меня? Почему же так пристально рассматривала? А если узнала, почему так спокойно читает книгу? Нет, не узнала! Что ж, в таком случае я сам подойду к ней. Вот только успокоюсь немного. Что с моим сердцем? Оно бьется часто-часто, словно собирается выпрыгнуть из груди. Успокойся, Темо! Так... Вот сейчас встану и подойду. Я привстал, и тотчас же сердце застучало с новой силой. Я не свожу глаз с ее милой головки... Лия, Батуми, «Интурист», стриженый кавалер, Гулико, Лия, Гулико... Все смешалось, переплелось... Лия сидит и читает... Конечно, она не узнала меня... И вдруг я понял, что она не читает,— за все время, пока я наблюдал за ней, она ни разу не перелистнула книгу! Я решился. .
— Здравствуйте, Лия! — сказал я и присел на край скамейки так, чтобы можно было смотреть ей в лицо.
— Простите...
— Я Темур. Помните Батуми? В позапрошлом году...
— Помню, — сказала Лия и захлопнула книжку.
— Как живете, Лия?
— Спасибо, ничего...
— Просто удивительно, почему я вас ни разу не встретил. А ведь искал, искал, всюду искал...
— Неужели? — улыбнулась Лия.
— Клянусь мамой! Искал!
— Значит, плохо искали!
— Нет же, я вас по-настоящему искал, клянусь мамой! А вот сегодня не искал, но нашел!
— Что же дальше?
— Ничего... Обрадовался.
— Очень приятно.
׳— А вы?.. Вы не искали меня, Лия?
— Нет.
— Почему?
— Потому что я вас не теряла.
— А я искал.
— Темур, скажите прямо, что вам нужно от меня? — спросила вдруг Лия и встала.
От неожиданности я растерялся.
— Мне?.. Ничего. Мы ведь старые знакомые. Увидел вас, обрадовался...
— Я тоже. Благодарю за внимание. До свидания!
— Лия, не уходите! — вырвалось у меня.
Девушка удивленно взглянула па меня.
— Прошу вас, умоляю, побудьте еще несколько минут!
— Поздно уже... — заколебалась Лия.
— Немного, совсем немного, Лия!
Лия села. Я тоже. Наступило неловкое молчание. Я смотрел на ее пунцовые губы, длинные ресницы, полную, упругую грудь, на ее тонкие, прозрачные пальцы, слышал ее ровное дыхание, и мне вдруг захотелось — сильно, до боли в сердце — обнять эту чудесную девушку, прижаться к ней, припасть к ее ногам, как припадает к воде умирающий от жажды путник в пустыне. Я почувствовал, что еще минута и может произойти нечто глупое, непоправимое.
— Пойдем! — сказал я.
Лия молча направилась к выходу. Я последовал за ней. Выйдя из парка, мы пересекли улицу Ленина и стали подниматься вверх по Белинской.
— Лия, позвольте проводить вас! — попросил я.
Она лишь улыбнулась в ответ.
— Тогда я вам доставил много неприятностей, да? — продолжал я.
— Когда?
— Ну, когда говорил о том стриженом парне.
— Авто?
— Не помню, как его звали.
— Тогда с вами была девушка, помните? Кто она?
— Девушка? Ах, да, помню! Это наш товарищ, университетский товарищ.
— А она говорила, что вы ее муж...
— Да? Шутила, конечно. Я не помню...
— Не помните?
— Нет... Я вас тогда очень расстроил, Лия?
— Ничуть. Я уехала на второй же день после вашего отъезда.
— Та девушка, Гулико, вовсе не моя жена. И никогда не была моей женой, — стал почему-то оправдываться я.
— Хорошая девушка! — сказала Лия.
— Что вы читаете, Лия? — спросил я, стараясь изменить тему разговора.
Она протянула книгу. «Один среди людоедов» — прочел я.
— О, я знаю эту книгу! В детстве мне ее читала мама... «Я расспрашиваю всех: не требуется ли матрос на корабле, следующем в Новую Зеландию... Ведь там меня ждет моя Эшу...» Так, кажется, кончается книга?
Лия раскрыла последнюю страницу.
— «Ведь там меня ждет моя Эшу...» Да, так.
— А вождя звали Эмай.
— Да, Эмай.
— Я помню наизусть почти все, что мне в детстве читала мать... Если б так же легко запоминались лекции!
Лия улыбнулась.
Мы прошли мимо пекарни. Вкусный, ни с чем не сравнимый аромат свежеиспеченного грузинского хлеба одурманил меня. Лия замедлила шаги.
— Ух, какой запах! — вырвалось у нее.
— Минуточку! — попросил я и бросился к пекарне. Дверь оказалась запертой. Тогда я забежал во двор пекарни и стал стучать в крошечное оконце. Дверь чуть приоткрылась, и чья-то потная голова спросила:
— Чего тебе?
— Хлеба, дядя!
׳— Нету хлеба! — Дверь захлопнулась.
Я забарабанил кулаками.
— Сказал ведь тебе — нет хлеба!
— Дядя, только один хлеб! Понимаешь, на улице меня ждет голодный человек!
— Э, дорогой, на свете много голодных! На всех не напасешься!
— Ну, прошу тебя!
— Гони пятерку!
— Вот три рубля. Больше у меня нет ни копейки.
— А у меня нет трехрублевого хлеба!
— Выбери самый маленький!
— Ну, знаешь!.. Откуда ты взялся, такой прыткий? Голова исчезла, потом дверь распахнулась шире, и пекарь протянул мне горячий, источавший изумительный аромат круглый хлеб.
— На! Проваливай отсюда!
— Спасибо, дядя! Вот деньги.
— Ладно уж. Спрячь!
— Как же так?
— Иди, иди, сынок! Ешь на здоровье!
— Спасибо!
— Будь здоров!
Под акацией, где я оставил Лию, никого не было. Я огляделся. Улица была пуста. Тускло горели редкие фонари.
— Лия! — крикнул я.
Тишина. Вдали, в самом конце подъема, виднелась одинокая фигура. Я изо всех сил бросился догонять ее.
— Лия! — позвал я, с трудом переводя дыхание.
Фигура оглянулась. Я извинился и повернул назад.
...Ушла. Где теперь искать ее? Ушла, не захотела быть со мной. Почему? Видно, ей неприятно мое общество... Но ведь я ничего неприятного ей не сказал, ничем ее не оскорбил. Быть может, она испугалась, что нас могут увидеть вместе? Но почему, почему?
Мне стало грустно и больно, до того больно, что на глаза навернулись слезы. Я опустился на тротуар и прижал к груди горячий хлеб...
«Господи, наконец-то я ее нашел и так глупо потерял!»
«Врешь! Ты никогда ее не искал!»
«Как это — не искал? Искал! Все два года искал!»
«Ни одного дня!»
«Почему же я так обрадовался встрече с ней?»
«Каждый обрадуется встрече с такой девушкой!»
«Так, как я, — никто!»
«Не беда, ты еще встретишь ее».
«Где? Когда?»
«Встретишь!»
...Долго бродил я по опустевшим улицам. Над городом горели звезды. На тротуарах расплывшимися лужами лежал свет фонарей.
Я медленно побрел домой.
И какого черта мне понадобился этот хлеб, будь он неладен!
На углу улиц Ленина и Меликишвили, на остановке трамвая, стояли несколько человек. Я присоединился к ним — не хотелось идти пешком.
Среди ожидающих я заметил женщину лет тридцати с тяжелой сумкой в руке. Миловидное лицо. Брови подведены в ниточку. Пухлые, красивые, чуть напомаженные губы. Воротник и рукава шерстяного костюмчика изрядно потерты. Почувствовав мой взгляд, женщина обернулась и хмуро на меня посмотрела — так обычно смотрят на карманников осторожные пассажиры. Мне стало неловко. И только сейчас я заметил, что прижимаю к груди злополучный хлеб и уписываю его за обе щеки. Женщина прыснула, засмеялся и я.
— Вкусно? — спросила она.
— Изумительный хлеб! Хотите?
— Нет, что вы! Спасибо!
— Далеко живете?
— Не очень.
— Я тоже.
— Целый час жду трамвая. За это время раз десять дошла бы пешком.
— Так пойдемте, я вас провожу.