Миновав подземные галереи, Рикард вышел во внутренний дворик рабочей зоны, на неширокую площадку, с двух сторон прикрытую от лишних взоров смотровой башней и высоким каменистым склоном горы. Здесь, на размеченном кругами и радиантами каменном полу, должна была стартовать когда-нибудь (Рикард надеялся, что уже скоро!) нулевая ступень Змея-Ракеты, высший и подлинный шедевр человеческой мысли, соединяющий разум с космическими стихиями. Сборка и настройка нулевой ступени уже заканчивались; основные модули её стояли чуть выше, на балконе под каменным навесом, выплавленном в склоне горы. Балкон соединялся с внутренним двориком небольшой лестницей, которую тоже охраняли Звёздные, на сей раз опять в скафандрах, да ещё и при боевом оружии — Рикард раздобыл несколько лучемётов для своей «личной гвардии», как называли охранников приближенные к нему люди. С известной точки зрения, Звёздные были идеальными бойцами: их весьма сложно было поразить выстрелом из лучевого оружия, на них почти не действовали классические ударные волны и давление взрыва, а эффективно сблизиться с ними в рукопашном бою и нанести удар человеку без специальной биологической защиты помешал бы сильнейший жар, исходивший от тел Звёздных. Даже обычные пули, скорее всего, просто отскочили бы от них или, в лучшем случае, отбросили бы их на несколько метров в сторону. Тела, созданные, чтобы противостоять космической стихии, шутя справлялись с вызовами слабой и несовершенной человеческой техники. Тем более что техника истребления себе подобных не совершенствовалась уже столетиями… Рикки Морьер внимательно следил за новинками в этой области, и сейчас готов был поклясться, что сделал всё возможное и невозможное, чтобы его «личной гвардии» не могла противостоять ни одна сила в Солнечной Системе. Иначе он вряд ли стал бы вести такую рискованную игру; ведь в любой момент его планы могли быть раскрыты, и тогда гнев всех этих тупологовых болванов обрушился бы на него и на его любимое детище, последнее прибежище человечества в попытке достичь звёздных далей!
Балкончик на краю скалы был красиво огорожен декоративным частоколом из остро заточенных металлических стрел, нацеленных в небо вольфрамовыми остриями. Под видом хрупкой декоративности это решение несло в себе функции защитной системы — злоумышленник, попытавшийся пробраться на балкончик в обход стражи, сверху, снизу или сбоку, рисковал неожиданно пораниться, а излучение, исходившее от тел Звёздных, постепенно разогревало тугоплавкий вольфрам наконечников до нестерпимых для человека температур. Изящно и просто! Рикард имел основание гордиться этим своим изобретением. Золотистый частокол штурмующих небо стрел казался ему символом будущей победы, оружием, ограждающим его волю и мысль от любых случайностей и посягательств.
Держась от раскалённых перил подальше, он миновал Звёздных и взобрался в святая святых здешнего полигона, в свою командную рубку. Машины при его появлении автоматически включились, нулевая ступень, уже стоявшая в собранном виде на специальной подставке, осветилась зеленоватым огнём биометрических сканеров. Если бы речь шла только о всемогуществе, о власти вооружённого инструментами и знаниями духа над материей, Рикард Морьер мог бы быть доволен; Змей-Ракета уже был способен дать ему эту власть. Но этого было недостаточно; приличное всемогущество требует ещё и бессмертия, требует функции, способной дать сконцентрированной в ударное усилие человеческой воле пережить многие поколения и многие волны кризисов, чтобы довести всё задуманное до логического конца! Проклятый Кейт Астер, проклятая Кинтия! Ну неужели им было так сложно понять, что на всей нынешней Земле он, Рикки Морьер — единственный ум, заинтересованный в будущем величии человечества?! Без инозвёздной природы детей Джорджа Астера Змей-Ракета был для своего обладателя всего лишь инструментом власти над Землёй, в лучшем случае — над Солнечной Системой. Будь у Рикки такие же возможности, как у Кинтии или у Кейта, — и он мог бы охватить своими кольцами целую Галактику, ведя человечество от победы к победе в течение многих миллионов лет. Да, миллионов! Из нынешних землян, пожалуй, никто, кроме Рикарда Морьера, и думать бы не посмел такими категориями личного времени, разве только покойный ныне Наум Фейнман, да ещё безответно влюблённый в Кинтию бедняга — Юсуф Куруш. А он, Рикард Морьер, — он смеет! И одно это уже ставит его наособицу от всего остального сброда, клянущегося своими «гуманитарными ценностями», что они живут, думают и действуют исключительно в интересах земного человечества в целом и всякого рядового жителя Земли!
Нимало не заботясь о порядке, он скинул одежду прямо на пол, вошёл в кабинку нулевого модуля и активировал все функции слияния. Биометрическое поле изменилось под действием его тела и сознания, заставляя датчики модуля один за другим присоединять схемы чудовищного агрегата к нервным узлам и схеме тела Рикарда Морьера. Теперь он в буквальном смысле слова видел весь мир, он словно обнимал его собой: узлы энергоцентралей, плотные хромодинамические комплексы вычислительных машин, мощные моторы аффекторов — огромная индустриальная мощь, охватывающая за счёт встроенных узлов контроля до двадцати процентов наземных ресурсов Астрофлота, слилась с телом Рикарда Морьера, подчинённая его воле и готовая выполнить любой его приказ. Он мог оставить без энергии любой континент мира одним усилием воли, он мог обыкновенным движением мышц запустить в космос исследовательские зонды или даже ракеты-перехватчики, мог войти — мысленным усилием — в любое помещение, находящееся в любой точке Земли или даже на Луне. Он был всемогущ. Звёздные были его личной армией, Астрофлот — его неосознанным союзником; Рикард Морьер мог стать в течение нескольких минут полновластным и неограниченным диктатором Земли. Но он был всё ещё смертен, смертен, смертен, как всякий другой человек. И стоило ему погибнуть или умереть тем способом, который обычно именуют пакостным выражением «естественная смерть», как некто другой, встав на его место, начал бы пользоваться всем этим могуществом с неведомыми и, скорее всего, исключительно низкими целями. Вот почему дети Джорджа Астера, с их удивительной нечеловеческой природой, могли бы стать для Рикарда единственным способом сохранить свою власть в надёжных руках до окончания всего проекта — или, пожалуй, всех проектов, так правильнее. Проклятие! Вся надежда на Анитру, авось эта мерзкая бабища всё-таки найдёт возможность извлечь из Кейта Астера, как же их мамаша ухитрилась поделиться всеми своими силами и возможностями с рядовым астролётчиком из группы «Край»… Неужели всё дело в сексе? Тогда ему, Рикки, надо было действовать в прошлом гораздо энергичнее, а не довольствоваться пустыми разговорами с Кинтией, её ничего не значащими обещаниями, нарушить которые — раз плюнуть, если что. Проклятый, проклятый Юсуф Куруш!
Голый Рикки Морьер вздохнул и опустился прямо на пол кабинки нулевого модуля, обхватив колени руками крест-накрест в жесте величайшего отчаяния. Среди построенной им могущественной машины, в самом средоточии социальных сил и чаяний Астрофлота, он чувствовал себя несчастным и одиноким, он был таким же бессильным, как и во всякий другой день своей ничтожной, не нужной никому жизни.
Ретроспектива-3. Карьера рядового сотрудника Астрофлота. До 277.03.22. Рикки Морьер
Он родился в сорок пятом году, за три дня до отправки первой пилотируемой звёздной экспедиции, направленной к Альфе и Проксиме Кентавра. Весь мир в те дни охватила настоящая космическая эйфория. Маленький Рикки, лежавший на материнской груди, вместе с миллионами своих сородичей честно таращил бессмысленные глазёнки в экран, на котором полыхало пламя реакторов разгонной тяги, впервые в истории уносивших ковчег с заветом человечества в новый отдалённый мир.
Отец Рикки, преуспевающий в своей области доктор технических наук Андрэ Морьер, отличался спокойным характером, но и его заразил всеобщий энтузиазм дальнего космоса. Детскими игрушками юного Рикки стали ракеты, космические шлемы и трёхмерные модели ландшафтов дальних планет. Мама Рикки, преподававшая в колледже курс мировой литературы, с ранних лет привила сыну любовь к чтению, умение ценить красоту земных пейзажей, классической музыки и старинных картин. Но отец Рикки становился всё более глух и нетерпим к этим занятиям. «Бабские разговорчики, — говорил он непочтительно, — да разве это дело для настоящего мужика?! Сейчас все усилия устремлены вверх! Если ты хочешь устроиться в жизни, Рикки, то запомни: космос, космос и только космос!» И Рикки запомнил. Он крутился на турниках, отжимался, бегал, занимался математикой и успешно скрывал от отца свои всевозрастающие знания в области мировой культуры.