И вот
Согласно нашей вере
Стартуют в космос корабли.
Эпоха, стало быть, такая,
Что в городе или в селе
К полетам в космос привыкают,
Привыкнув к чуду на земле.
И, услыхав о приземленье,
Толкуют город и село:
— Ну что ж, обычное явленье.
Иначе быть и не могло.
Вечерние луга
На подсиненные снега
Стога отбрасывают тени.
Молчат
Вечерние луга
И отдыхают от метели.
Они молчат,
В себе храня
Тепло цветастого июля.
И каждый стог гудит, как улей,
Медовым запахом дразня.
Идешь лугами,
И молчишь.
И горько думаешь,
Что где-то
Стогами
Ввысь глядят ракеты
И расколоть готовы тишь...
Мне страшно думать,
Что уйдут
Стога, снега и лунный вечер,
Что этот мир давно не вечен,
Что травы вновь не зацветут,
Не будут
Новые стога
Вот так же, пережив метели.
Отбрасывать косые тени
На подсиненные снега.
Похоронки
Плачут ветлы и ракиты
Осенью и по весне…
Плачут вдовы
По убитым,
По забытым на войне.
Заросли травой воронки
На виду у тишины.
Но, как прежде,
Похоронки
Пахнут порохом войны.
Пахнут порохом,
Слезами,
Дымом дальних рубежей
И лежат
За образами,
За портретами мужей
Похоронки! Похоронки
На груди моей земли
Поросли травой воронки,
Вы быльем не поросли.
Вам и верят и не верят,
Хоть прошло немало лет.
По ночам открыты двери,
Ждет кого-то в окнах свет.
Что там годы
За плечами
Деревень и городов!
Безутешными ночами
Вас тревожат руки вдов.
Вы, как прежде, руки жжете.
– Не придет! – кричите вы.
К сожаленью, вы не лжете,
Вы безжалостно правы.
Потому кричите громко,
Что ничто не изменить…
Похоронки, похоронки,
Как бы вас похоронить!
Монастырь в Дахау
Еще живет войны дыханье,
Еще стоят, крича, кресты…
А в бывшем лагере,
В Дахау,
Возводят женский монастырь.
Расчетливо и пунктуально…
Во искупление грехов
Здесь
Вместо камер
Будут спальни
Невест, не знавших женихов.
Здесь будут истово молиться
Над кровью проклятой земли.
Здесь будут прощены
Убийцы,
Что от возмездия ушли,
И будет
Тень креста
Качаться
Над страшным криком мертвых плит,
И будет многое прощаться
В елейном шепоте молитв…
Все станет буднично, законно,
Не то, что двадцать лет назад.
Туристы
Будут умиленно
Глядеть монахиням в глаза,
Читать на лицах состраданье,
О гуманизме говоря,
И жертвовать
На содержанье
Модерного монастыря.
Лампады,
Крестики,
Иконы…
Но стоны мертвых
Будут жить.
Елейным словом,
Сладким звоном
Их не удастся заглушить.
Они, как птицы, будут биться
Над сталью вздыбленных ракет,
Напоминая, что
Убийцам
Прощенья не было и нет!
Дуэль
С. В. Смирнову
Над Черной речкой белые стога.
Вороны с криком
Мимо пролетают...
Как все нелепо!
И лицо врага
За снежной дымкой отдаленно тает.
Как все нелепо!
Горький плач саней
И тишина,
В которой мало света...
Осиротели песни наших дней
С последней песней вещего поэта.
Он умирал...
Но в мире смерти нет!
Вот Лермонтов,
Смеясь, идет к барьеру.
И падает.
И снова меркнет свет...
Пока в сырой земле лежит поэт,
Его убийца делает карьеру.
А если ты не веришь,
То спроси
У Черной речки,
У седого леса:
С далеких дней
Так было на Руси —
На каждого поэта — по Дантесу.
***
Описать не берусь
Я земли моей давнее горе.
Полоненная Русь —
Половецкая сабля на горле,
Соловьиная боль,
Перебитая песня баяна.
Я иду за тобой,
За слезами твоих полонянок.
Все как будто во мне —
И горящие хаты,
И слезы,
И в родной стороне
Заглянувшие в душу березы…
Что могу я,
Когда
На руках моих тяжкие цепи!
Русь!
Беру навсегда
Твои реки, и белые степи,
И лесные края,
И неяркий огонь горицвета,
Я беру соловья,
Не допевшего гимна рассвету.
Русь!
Великая боль
Мне скрутила тяжелые руки.
Я сливаюсь с тобой.
Принимаю несметные муки.
Сколько бед за спиной,
Что сумел я с тобою осилить!
Русь!
Ты стала страной,
Стала вечно великой Россией.
И на все времена
У тебя неизменно богатство —
Ты безмерно сильна
Правотой бескорыстного братства.
Вот какие дела,
Понимаете, знаете, люди!..
Русь
Под игом
Была.
Но Россия под игом
Не будет!
Набатные колокола
Набатные
Молчат колокола.
Их музыка
Навеки умерла.
Им не звучать
Над Волгой и Окой,
Над вольным Доном,
Над Москвой рекой.
Их гневный голос
Навсегда затих,
Как в колыбелях,
В звонницах седых…
А было – били,
На подъем легки.
И купола
Сжимались в кулаки.
И мирный люд
Снимался со дворов
И шел на гуд
Литых колоколов.
И пахари,
Недопахав борозд,
Вставали над землею
В полный рост.
И ржали кони.
Чуя седоков,
И разлетались
Искры от подков.
И так всегда,
Когда грозит беда…
Теперь – не то,
Теперь – не те года.
Набатные
Молчат колокола,
Их музыка
Навеки умерла.
Им не звучать
Над Волгой и Окой.
Над вольным Доном,
Над Москвой рекой.
Их гневный голос
Навсегда затих,
Как в колыбелях,
В звонницах седых.
А жаль!..
Покамест нам
Грозят войной,
Покамест не спокоен
Шар земной,
Я бы хотел,
Чтоб
В дни победных дат
Гудел
Предупреждающе
Набат, –
Над Волгою гудел
И над Окой,
Над вольным Доном,
Над Москвой рекой,
Гудел,
Не уставая говорить,
Что с русскими
Не следует дурить,
Что русские,
Как никогда, сильны,
Хотя они
Устали от войны!..
И пусть молчат,
Молчат колокола,
Я знаю –
Память их не умерла,
Она живет –
Над Волгой и Окой,
Над вольным Доном,
Над Москвой рекой!
8 сентября на Куликовом поле
А. В. Сафронову
Последнего татарника огонь
В тот миг погас на Куликовом поле,
Когда от боли озверевший конь
Его прибил железною подковой.
Закат угрюмо трогал высоту.
Стихала битва.
Пахло тенью росной.