– Правду, – ответила Таня. – Ну, а дальше?
– Дальше? Вот, сбила меня, старая… Давай я тебе лучше про Снегурочку расскажу… Вот жили старик со старухой, детей у них не было. Слепили они себе дочку из снега – Снегурушку. Принесли они дочку в избу. Старуха и говорит:
«Давай её на печь посадим, пусть погреется».
А старик:
«Что ты, бабка, да ведь она же растает!»
«Молчи, старый! Много ты знаешь!»
И сделала по-своему – упрямая была: посадила Снегурушку на печь. Ну, Снегурушка-то – ах! ох! – да и растаяла!
– Эй, дед, что-то ты подвираешь! – опять вмешалась бабушка. – Дело-то не так было.
– Ну, у тебя не так, а у нас так. Правда, внучка?
– Правда. Ещё рассказывай.
– Ну, слушай. Вот жили старик со старухой…
– А старуха упрямая была?
– У! Очень даже. Спорщица была. Вот и заспорила она, что старику пашню пахать легче, чем ей в избе убираться. Тогда старик и говорит:
«Ну что ж, пожалуйста! Поезжай ты пахать, а я буду убираться в доме».
Остался старик дома. Встал пораньше, замесил хлебы, дал свинье корму, выпустил наседку с цыплятами. А потом печь затопил, хлебы испёк, обед в печку поставил и сидит старуху дожидается. Все дела поделал, а старухи всё нет и нет.
«Что такое? – думает. – Там и пашни-то часа на два».
К вечеру смотрит – идёт его старуха без сохи и без лошади. Одни вожжи в руках. Бросила вожжи старику и кричит:
«У тебя и соха-то как чугунная вся – не поднимешь! У тебя и лошадь-то бешеная – не удержишь! И земля-то у тебя в поле каменная – не прорежешь! Еле-еле одну борозду провела».
Тут бабушка не выдержала, вышла из-под навеса.
– И всё-то было наоборот! – сказала она. – Старуха-то в поле справилась ещё получше старика, а вот старик-то в избе не справился! И печку растопить не сумел, и цыплят у него коршун потаскал, и опара у него из квашни ушла, и свинья у него в избу залезла да опару съела! Уж ты, дед, молчи лучше!
– Не любит, когда про старух правду говорят, – подмигнул дед и улыбнулся.
– Ну, а дальше? – спросила Таня.
– Ну, а дальше они помирились, устроили пир. Патоку с имбирём варил дядя Симеон, бабушка Арина кушала – хвалила, а дедушка Елизар все пальчики облизал. И я там был, мёд-пиво пил, по усам текло, а в рот не попало.
– Значит, ты облился весь?
– Весь облился.
– Ну, а дальше?
– А дальше – сказка вся, больше плесть нельзя. Сказке – конец, а нам с тобою берёзовый ларец, в ларце плошки, да ложки, да губные гармошки…
По улице шёл дядя Матвей. Он издали поздоровался с дедом и сказал с улыбкой:
– Эва, хомутов-то набрал! Видно, у тебя лошадей много.
– Все мои, – ответил дед. – Полна конюшня!
Таня поглядела на деда: как это так – все лошади его?
– Эй, дедушка, – сказала она, – ты и вправду что-то не так говоришь: лошади-то не твои, а колхозные!
Стадо идёт домой
Солнце спускалось всё ниже да ниже. Докатилось оно до леса, посветило ещё немного и спряталось за ёлки.
Сумерки вошли во двор. Трава стала влажной и прохладной, и закрылись на ночь алые цветы мальвы.
За околицей послышалось блеянье овец и мычанье коров.
– Скотину гонят, – сказала Тане бабушка. – Встречать помогай!
Первой во двор вошла корова Милка, большая, белая, рога калачом. Важно, ни на кого не глядя, прошла Милка в свою закутку. Она знала, что там приготовлена ей свежая трава.
Вслед за коровой вошла тёлочка Нежка. У Нежки жёлтая спина, а ноги белые, будто в чулочках. Она как вошла во двор, так и начала мычать. Это значит: давайте ей пойла.
Бабушка вынесла ей пойло, а Таня стала загонять овец. Овцы прибежали гурьбой. Они очень боялись отстать друг от дружки. Бабушка закрыла в овчарнике овец, водворила на место тёлочку и ушла в избу.
На дворе сразу затихло.
Вот и дедушка убрал лошадей, идёт домой. Вошёл дедушка во двор, остановился под тополем.
– Эко пахнет как! – сказал он. – Как вечер, так это дерево будто мёд на землю проливает!..
Серенький зверёк
Засинело на улице. Тоненький светлый месяц заглянул в окна. Мать взяла подойник, зажгла фонарь и сказала Тане:
– Пойдём со мной, дочка. Запоздала я сегодня корову доить, посвети мне.
В коровнике тепло и как-то дремотно. Пахнет свежей травой, соломой. Шуршат овцы в овчарнике, корова жуёт жвачку и сердито сопит: и что это её нынче не Доят так долго?
Наверху, на насестах, сидят куры. Они сидят бок о бок, прижавшись друг к другу мягкими перьями. Вот одна пошевелилась во сне, уронила пёрышко. А петух увидел огонёк, поднял голову и смотрит на Таню.
Таня держит фонарь, а от фонаря и свет и тени. Длинные тени, до самой крыши. Покачаешь фонарь – и они качаются.
Вдруг Таня перестала качать фонарь и затаила дыхание. В сумеречном свете фонаря она увидела какого-то зверька. Этот зверёк, серый, с длинным хвостом, бесшумно лез вверх по столбу на овчарник.
– Мамушка, – прошептала Таня, – гляди, кто на овчарник-то полез!
Мать подняла голову. Зверёк уже убежал. Но мать успела увидеть его.
– А, так вот это кто яйца таскает – крыса! – сказала она. – Ну хорошо же. Вот мы завтра поставим капкан – так она живо забудет, как по гнёздам лазить!
Снежок разговаривает
Бабушка процедила парное молоко, налила Тане полную кружку. Таня съела с молоком ломоть чёрного хлеба и вышла на крыльцо. На крыльце лежал Снежок. Увидев Таню, он застучал хвостом, обрадовался.
– Миленький! – сказала Таня и уселась возле Снежка. Она обняла его за шею и прилегла головой к его длинной белой шерсти, в которой плотно засели репьи.
Глаза у неё закрывались. От Снежка пахло псиной, но он был мягкий и тёплый, и Тане возле него было очень уютно…
Чуть слышно шелестели берёзы над крыльцом.
Тёплый ветерок приносил свежие лесные запахи.
Откуда-то издалека слышались ей голоса матери и бабушки, звякала посуда на столе…
«Ужинать собирают», – подумалось Тане.
И вдруг Снежок повернулся к ней и прошептал ей на ухо:
«А знаешь, твоя кукла там, в траве, лежит, возле кустиков… Я тебе её принесу завтра…»
Вышла мать на крыльцо – звать Таню ужинать.
– Глядите-ка, – сказала она, – наша Татьянка, никак, вместе со Снежком уснула!
Она взяла Таню на руки, раздела её, уложила в постель и опустила полог.
