Тут заповедное царство лягушек. И здоровенных, в два кулака, буро-зеленых, с круглыми выпученными глазами, и средних, и попрыгунчиков-лягушат, и юрких, похожих на черные лакированные шарики с хвостиками, головастиков. Хоть ты лопатой греби. Днем они больше молчат, занятые охотой на комаров и мошек, разве что иногда погорланят для разминки, зато на заходе солнца… На заходе солнца начинается большой лягушачий концерт. Лягушки орут на тысячи голосов, будто у них, у всех разом, разболелись животы, а доктор Айболит со своими лекарствами нестерпимо опаздывает, и от крика этого отчаянного даже птицы смолкают — куда им с этакой тьмутараканью тягаться!
Мы выбрались за лягушками не назавтра, как договаривались, а только на послезавтра: Людмила Мироновна затеяла стирку, Лера ей помогала, а по всей справедливости идти без нее не годилось. Свободный день ушел на то, чтоб как следует вооружиться для предстоящей охоты. Ростик и Жека раздобыли вместительную лозовую кошелку с крышкой, Витька где-то стащил несколько реек и моток медной проволоки, а Лера выпросила у матери кусок марли. Пока мы проводили на берегу рекогносцировку, она с Казиком смастерила четыре отличных сачка, а в корзину наложила мокрой травы.
Бедный, бедный Африкап-Таракан! И не знаешь ты и не ведаешь, какую страшную кару готовит тебе «Черная стрела»! А придумала ее, эту кару, рыжая разбойница в баскетбольных кедах «Два мяча», в такой же, как у брата, только в синюю и белую клетку, ковбойке с закатанными рукавами и в синих, подвернутых до колен шароварах. На голове у этой рыжей разбойницы желтый платочек, из-под него выбились и торчат в разные стороны две тощие косички, завязанные не капроновыми бантами, а какими-то вылинявшими тряпочками, и зеленые глаза ее горят жаждой мести. Я тебе не завидую, Африкан, честно, не завидую.
Я уже где-то говорил, что Лера и Витька — близнецы, по-моему, этого достаточно, чтобы понять, что она — свой парень. Не то что, например, Наташка Калита, в которую я по уши влюбился в пятом классе. Я ей даже записочки писал, хоть верьте, хоть нет. У нее такая коса была… Золотистая, как солома, ниже пояса… Увидишь, сразу руки чешутся, так и хочется дернуть. С этой косы все и началось. Я дергал, дергал, а однажды написал: «Наташа, давай с тобой дружить!» А она обрадовалась. «Давай», — говорит. Вообще-то я понимаю: кому охота, чтоб тебя за косу дергали?!
Так вот, эта Наташка была очень красивая девочка. А как шикарно одевалась! Она даже в поход пошла в узкой черной юбке и красных остроносых туфлях. «Девочкам неприлично ходить в шароварах», — сказала Наташка таким противным голосом, что все наши девчонки покраснели, будто они пришли голые. Зато ж и намучилась она в походе. Мозоли набила, как подушки. А как через ручей перепрыгивала! Мы чуть не надорвались. После этого похода вся моя любовь закончилась…
Нет, Лера не такая. Она в своих кедах и шароварах в сто раз красивее Наташки. Наташка — просто наряженная кукла, а Лера — человек!
— Эй, лягушатники! — вдруг заорал Жека, бесцеремонно прервав мои размышления о вещах куда более возвышенных, чем охота на лягушек. — Хватит лынды бить, работать пора!
— За работу, детвора, лягушат ловить пора! — тут же зарифмовал Витька и с сачком наперевес ринулся к воде. — Пусть дрожит Африкан, злой усатый таракан!
Мы бодро двинулись за своим славным командором.
После нескольких неудачных попыток, я подцепил сачком тощего захудалого лягушонка и с торжествующим воплем потащил на «приемный пункт» к Лере. Лера сморщилась и решительно забраковала мою добычу.
— Пусть плывет, подрастет, папу с мамой приведет… — Она вытряхнула лягушонка в воду и приоткрыла кошелку. — Смотри, какую здоровенную Ростик выловил! Давай, давай, Тима, работай…
Из Лериной мечты наловить сто или двести лягушек, как впрочем и из моей уверенности, что на старице их можно лопатой грести, получился пшик. Лягушек было много — тысячи! — но попробуй-ка их поймать, если ноги вязнут в грязи выше колен, того и гляди с головкой нырнешь, а они, проклятущие, прыгают ничуть не хуже олимпийских чемпионов! Часа через полтора, грязные, как трубочисты, с трудом наловив двадцать пять штук, мы закончили охоту — надоело. Решили, что и двадцати пяти более чем достаточно, чтоб надолго испортить Африкану настроение. Кое-как отмылись от грязи и развалились на траве. Нужно было придумать, как хоть этих доставить по назначению.