Где-то в кустах запела птица.
Я не знала, что заставило меня подумать об этом — это была не первая птица, которую я слышала. Может, я пыталась игнорировать Кука. Может, искала что-то милой среди пота и грязи.
— Роза! — позвал Кук. — Нит! Поднимайтесь, нужно процедить кофе!
Роза со стоном потерла лицо. Птица пела, несмотря на шум.
— Роза, — тихо сказала я. — Что это за птица?
— Какая?
— Которая поет в зарослях. Ты знаешь, кто это?
— Угу, — сонно сказала она. — Жаворонок?
Может, это был и не он. Она могла знать только такую птицу, ведь порой о ней пели пастухи у костра.
И я знала только такую птицу.
— Жаворонок, — повторила я.
И когда я подошла к Куку с оловянным блюдцем для каши, он сказал:
— Сначала процеди кофе, Нит, — и я ответила:
— Ларк.
— Как ты меня назвала? — сказал он.
— Это мое имя, — сказала я. — Ларк, — я слышала птицу, поющую за мной.
Кук пожал широкими плечами.
— Процеди кофе, Ларк.
Я давно не думала о том моменте. Он должен быть значительным — выбор имени — но это было не так. Мы все равно процедили кофе. Мы все равно повели коров дальше. Мы все равно оказались в Утциборе, и Роза потеряла ногу. Мы все равно сбежали и теперь едва существовали. Имя ничего не изменило.
Я вытянула шею, размяла плечи у лужи, вечерний воздух проникал из-за шкуры и лизал мою влажную кожу. Может, дело было в радости других в лагере, когда мы прибыли с лошадью и мешком монет, но я сдалась и развела небольшой костер у лужи, чтобы подумать у воды, не переживая из-за холода. Его треск смешивался с плеском ручья. Вода в луже была так низко, что едва прикрывала пальцы моих ног, но я не думала об этом, а вспоминала нападение пару часов назад. Сайф, наверное, еще праздновал. Это была его самая большая победа — он задержал карету и ушел с новой лошадью. Не важно, что карета остановилась сама, и кучер не стала стрелять в Седжа. Не важно, что богач внутри выбросил нам монеты.
Я не была против того, что он знал мое имя.
Я сжала кулаки до треска в костяшках. Сначала старик в карете у Снейктауна, потом плакат в магазине Патцо, а теперь богач в моквайском наряде у реки. Мое имя не было раньше важным, а теперь ощущалось слабостью. Я не ожидала такого, хотя знала, что нужно было оставаться осторожной, но я не знала, когда именно это началось, какой шаг чуть не сбросил меня с края.
Я рассеянно потерла большим пальцем брошь, которую забрала у богача. Это был какой-то жук, мелкая милая вещица, серебряная и замысловатая. Жемчужина была голубой, похожей на молоко и гладкой. Я не знала, что бывали такие камни. Она могла стоить пятьдесят серебряных, может, больше, если найти правильного покупателя.
Или я могла приберечь ее.
Я опустила голову, дреды упали вперед, и напряжение стало покидать шею. У нас была лошадь. Были деньги. Теперь не было повода не отвезти Розу в Пасул к лекарю.
Вот только это могло стать нашим концом. А если у них были мое имя и лицо? Где еще богач узнал бы это?
Снаружи зашуршали кусты, и Крыс низко зарычал.
— Ларк? — позвал Сайф за шкурой бизона. Его голос был высоким, чуть встревоженным.
— Что?
— Тот… аристократ тут.
Я приподняла голову, волосы закрывали мое лицо.
— Какой?
— Из кареты. С деньгами.
Напряжение сковало мое тело.
— Богач из кареты? Он в каньоне?
— Кхм, да.
— Где? Как он сюда попал?
— Он, кхм, просто поднялся. У него странный фонарь, от него земля вокруг него сияет. И, кхм, лошадь. Лошадь сияет.
Я не понимала его. Но если он был у лошадей, значит, был на лугу ниже костра. Зараза. Я схватила шнурок для волос, зажала его зубами и убрала пряди с лица.
— Где остальные? — крикнула я со шнурком во рту.
— Эм… — почему он так нервничал? — Не тут.
Ясное дело. Я могла лишь надеяться, что они были вместе у костра наверху, а не собирали хворост или воду. Я сплюнула шнурок и завязала им волосы.
— Ты можешь его отвлечь? Увести от лагеря, пока я пойду за Седжем и Джемой?
— Эм, нет, потому что… кхм…
Крыс снова зарычал, и я застыла, ладонь тянулась к лампе. Я поняла, почему Сайф так ерзал, почему не мог увести проклятого богача от других в лагере.
Другой голос сказал:
— Потому что я уже тут.
28