— Вега Палто, порт Искон, — сказала я. — Это его имя, там меня продали. Меня зовут Нит, это все, что я знаю. Дальше описывалось мое здоровье во время покупки. Я рискнула шеей, чтобы забрать это из своей папки — я сломала намеренно палец, чтобы меня осмотрел лекарь, — я показала ему левую ладонь, шишку на костяшке, едва заметную среди других шрамов. — И что я там увидела? Что мой отец из Алькоро продал меня за сто пятьдесят серебряных. Забавно, что я все еще столько стою, да?
Он молчал. Камни глухо стучали от копыт наших лошадей. Куст задрожал от броска Крыса. Обреченное существо пискнуло перед смертью.
— Дико то, — продолжила я, — что я его немного помню. Стараюсь не помнить, но смутно помню, что он любил кофе с корицей. Я помню тот запах. И если он был алькоранцем, то моя мама, наверное, сиприянкой, и я помню, как она заплетала мои волосы. И я помню счастье. Это самое странное. Все другие дети, кого продали, были из отчаянных семей, которые были готовы продать лишнего ребенка на десять лет труда, чтобы свести концы с концами. Не я. Меня продала счастливая семья, которая могла позволить корицу. И без связи. Они не ждали, что я вернусь.
— Это… — начал он. — Может, это ошибка, Ларк. Или… ты не так запомнила.
— Ты прав, — резко сказала она. — Я могла выдумать, что была счастлива, эта часть имеет меньше всего смысла. Я могла отыскать их и узнать, что я выдумала. Может, они — бездельники, которым просто нужно было больше денег, — я повторила его вопрос. — Понимаешь, почему я не хочу их искать? Так я хотя бы знаю, что у меня есть. Я знаю, какая я. Меня не интересует моя семья, Веран. Они не дадут мне безопасность или личность. Это просто кровь, и тут от этого проку мало. Семья не выстоит.
Скала поднялась справа, закрыв на миг красное солнце, опускающееся к горизонту. Он не щурился, глядя на меня. Он просто смотрел, зеленые глаза были огромными и печальными поверх почерневших щек и грубой тряпки.
— Не жалей меня, — сказала я.
— Я так и не делал.
— Делаешь. Сейчас и делаешь. Хватит.
— Я не жалею тебя, — сказал он. — Просто… я хотел бы это изменить.
— Жизнь не изменить. Мы просто должны реагировать.
— Я… не верю в это.
— Вот как? Ты-то можешь произнести слово, и весь мир будет рад услужить тебе.
— Вот только тело подводит и забирает с собой разум, — медленно сказал он. — И это подвергает опасности меня и сковывает тех, кто вокруг меня, и я не смогу делать то, что мог бы делать, и, наверное, умру молодым.
Я перестала дышать под банданой.
Я все забывала это.
Я отвела взгляд, когда скала справа пропала. Солнце ударило по глазам. Я опустила шляпу на глаза.
— Прости, — выдавила я. — Я не хотела так сказать.
— Хотела. Но я понимаю. У меня больше привилегий, чем у многих. Больше, чем у тебя. Но мысль, что жизнь такая, какая есть, и я должен это терпеть… что это значит для меня, Ларк? Мне сидеть в комнате с подушками на полу до конца жизни? Потому что многие так думают.
— Должно быть что-то между подушками на полу и бегом за опасностью.
— Если есть, я хочу услышать, и быстро, — сказал он. — Потому что пока что я сталкивался только с двумя крайностями. Честно, если я могу умереть в любой миг, то уж лучше в действии, чем на полу спальни.
Я не успела ответить, правое запястье укололо. Я отогнала слепня, ругаясь под нос. Он укусил меня прямо в «и» в «Силе». Я смотрела на татуировку, вспоминала мои слова ему вчера, что сила и упрямство нужны были для выживания.
Но если это было, но этого все еще не хватало?
— Так что не жалей меня, — сказал он.
Я подняла голову.
— Я и не жалею.
— Именно.
Я скривила губы за банданой, и его щеки округлились под черной краской. А потом он отвел взгляд и потер глаза.
— Ты и проклятое солнце.
Я посмотрела на горизонт, хотела сдаться и поехать с другой стороны, но мысли застыли в голове. Я резко вдохнула.
— Веран, стой. Погоди. Стой.
Он потянул за поводья лошади. Я приблизила к нему Джему, глядя на пейзаж перед нами. Он проследил за моим взглядом.
В миле впереди нас лежали пещеры Утцибора с широкими площадками для клеймления. В закате уже было видно несколько черных точек вокруг тополей, летучие мыши просыпались. Вскоре их будет намного больше. Но между нами и ними были четыре фигуры на лошадях, направляющиеся среди кустов, чтобы их не заметили, к глиняному зданию возле скал. Уходящее солнце сверкнуло на наконечнике мотыги, привязанной к седлу.
— Кто там? — спросил Веран. — Это стражи Тамзин?
— Это Доб Грязь, — сказала я. — Еще бандит. Я сталкивалась с ним и одной из стражей Тамзин недавно. Наверное, они узнали, куда она уехала.