— Я повинуюсь слову Укухласи, — пробормотал он, опускаясь на колени и прикасаясь лбом к полу. — Я прошу прощения за сделанное и сказанное. Я был несправедлив к вам, о коатеки. Слово за вами.
Четверо жрецов отступили от Яо, Унгвана взглянул на Фрисса, как будто чего-то от него ожидая. Речник нахмурился и ощупал свою грудь — следа от ноги Яо, разумеется, не осталось, но кожа до сих пор горела при одном воспоминании. Он сделал шаг к стоящему на коленях. Никто не двинулся с места.
— И кто теперь похож на гнилую чинпу? — Фрисс поморщился и отвёл взгляд от Яо. — Мы не коатеки — мы люди Великой Реки, и это видно каждому, у кого не срослись веки. Разбирайся со своими жрецами сам, о Унгвана. Где мои мечи и моя Двухвостка?..
…Утро выдалось солнечным, небесный огонь без препятствий лился на мостовые и силился испепелить каждый камень и каждый лист, и слабый ветерок с речной пристани не мог развеять удушливую жару. Впору было раздеться догола, собственная кожа казалась тесной и жаркой — но Фрисс, не обращая внимания ни на духоту, ни на солнечный огонь, сидел в боевых доспехах, туго затянув все ремешки, и даже не отгонял от себя Алсага, пристроившего раскалённую голову на бедро. Нецис в тёмно-серой кольчуге из чешуй праха сидел рядом и ел так, будто его не кормили лет двести. Блюдо с жареной рыбой почти уже опустело, на нём не осталось даже костей, и теперь Некромант тщательно вымакивал лепёшками жижу, оставшуюся на дне плошки с яусурвой. Фрисс из вежливости оторвал половину лепёшки, макнул в яусурву — и так и сидел с едой в руке, давно остывшей, и не решался донести её до рта. Вторая рука у него была свободна — и он осушал уже третью чашку светло-жёлтой пенной мвенги — странного местного вина, приятного, но коварного, как нерсийская топь. Алсаг уже не косился ни на плошки, ни на оплетённый листьями кувшин — он был сыт и доволен, и что-то мерно рокотало в его горле.
На груди Фрисса белела подвешенная за хвост рыба, тщательно вырезанная из кости — Речник подозревал, что из кости кого-то разумного, и такая же подвеска добавилась к двум другим на шее Нециса. Каждый, кто заходил под навес постоялого двора у стен храма Укухласи, останавливался на пороге, впивался взглядом в лица путников, потом — в их амулеты, хватал ртом воздух и с большим трудом отворачивался и шёл дальше. Фрисс, махнув на всех рукой, сидел вполоборота к двери и глядел на Нециса. Некромант поглощал рыбу, но Речник не сомневался — его слушают, и очень внимательно.
— Он ведь узнал меня, Нецис. Узнал. У него тут дыра была… чёрная дыра, и кожа вокруг обуглилась, у него только один глаз был… и он смотрел на меня. Он удивился, но… не пытался ничего сделать мне, ничего… — Фрисс помотал головой и судорожно вздохнул. — Это Гедимин был. Не морок, не призрак — он сам. И он убивал так страшно… он же не мог, я знаю, не мог…
Нецис сочувственно покачал головой и на миг оторвался от плошки.
— Фрисс, я совсем не знаю Гедимина. Тебе виднее. Это сны о какой-то очень далёкой войне. Гедимин, возможно, знает её, а я — нет.
Речник нахмурился.
— Нецис… Я ведь пообещал ему весной… пообещал, что никогда не выстрелю в него. А теперь… Ведь я даже не окликнул его, не позвал по имени…
— Та-а… Думаю, ваша встреча во сне навряд ли навредила ему наяву, — покачал головой Некромант. — И если он видел то же, что и ты, он поймёт тебя. Куда больше мне интересен воин в красном и золотом. У него щупальца ниоткуда не свисали?
Фрисс изумлённо мигнул.
— Щупальца?!
— Солнечный змей без ума от крови. Когда он заставляет друзей и родичей убивать друг друга, это… — Нецис задумчиво сощурился. — Это для него — как для Алсага хмель, а для тебя — купание. Он непременно заглянул бы в такой сон. И красный воин, радующийся крови и приказывающий убивать… та-а, синхи… возможно, тень змея в твоём сне. В другой раз присмотрись к таким теням. Ты воюешь во сне, Фрисс, но твой враг — не Гедимин, так и оставь его в покое…
Он посмотрел на опустевшие блюда и вздохнул.
— Фрисс, я всё съел — и я не наелся. Не принесёшь мне ещё? И… ты зря не ешь, после всех этих волнений нужно восстанавливать силы.
— Я принесу, Нецис. Обо мне не беспокойся — я сыт, — покачал головой Речник и поднялся с места, переложив голову Алсага на ногу Некроманта. Кот дёрнул ухом, но глаз не открыл.
Десятком ступеней ниже, в подвале с каменными стенами, булькал над багровыми углями котёл с яусурвой, и южанин, блестящий от пота, выдавливал туда медуз. «Так и знал, что без этой дряни не обошлось!» — поморщился Речник, вспомнив, что привкус яусурвы сразу показался ему знакомым.
— Хаэй! Есть ещё рыба?
Южанин молча дотянулся до огромной каменной плиты — тонкого листа, на котором шкворчала промасленная рыба — и смахнул, сколько мог, на блюдо, подставленное Речником, заострённой палкой потянулся к лепёшкам, но тут его взгляд упал на резную рыбу — и он вытаращил глаза и чуть не уронил палку в котёл.
— Хватит уже глазеть! — рявкнул Фрисс. — С утра не надоело?!
Норси невозмутимо поддел груду ещё дымящихся лепёшек и шмякнул на блюдо поверх рыбы.
— Всегда радостно видеть, как справедлива богиня, — ответил он с усмешкой. — Маул Идхева Ксази третий год носит белую рыбу, каждый раз видеть его мне приятно. У вас достаточно мвенги?
— Даже многовато, — покачал головой Речник, чувствуя слабость в ногах. — Маул Идхева? Жрец-Инальтек из клана Идэвага? Так он тоже…
— Он был пленником в Джегимсе, его привезли из леса, — кивнул повар. — У него было много язв от хоки. Его оставили в храме на ночь, и богиня его вылечила. Он здесь теперь, с двумя жёнами. Очень приятно видеть его, когда он приходит.
— Вот как… — протянул Речник, поудобнее хватаясь за горячее блюдо и двумя пальцами подцепляя полную плошку. — Он храбрее, чем я.
Нецис благодарно кивнул и вновь накинулся на еду — Фрисс только удивлялся, как в нём всё умещается. Он стёр каплю жира с броневой пластины на боку и остановился — что-то зашуршало в задетом кармане.
— Что это? — нахмурился Речник, разглядывая сложенные листки с кривыми чертежами и наспех сделанными пометками. — А-а, водяная дорога…
Он скривился и швырнул скомканные листы в угол, в чашу дымящейся жаровни. Поток горячего воздуха приподнял их, едва не выкинул из чаши, но спустя мгновение они закорчились, быстро чернея. Фрисс отряхнул руку и тяжело вздохнул.
— Рано или поздно боль утихнет, — тихо сказал Нецис, покосившись на него. Речник махнул рукой.
— Нет никакой боли. Пусть идут, куда идётся, но от меня подальше. Ты прав был, Нецис, не стоило нам заходить в поселения. Скорее бы в путь…
— Приведут Флону — пойдём дальше, — кивнул Некромант. — Ритуалы Ксази мне, конечно, нож испортили, но поправить можно. О дороге не беспокойся.
— Может, двинемся по реке? — Фрисс покосился на дверь — оттуда тянуло мокрой травой и тиной. — Если она есть — отчего по ней не плыть?
— Та-а… си-меннэль, — хмыкнул Нецис. — Мысль неплоха, но в Риалтемгел мы по реке не доплывём. Сделаем, пожалуй, крюк по лесу, потом выйдем на берег. До Хлимгуойны по воде ближе, но Риалтемгел… есть у меня на него надежды.
Тень упала на край циновки, и кто-то шмыгнул носом над головой Речника. Тот вскочил, вырывая мечи из ножен, увидел испуганное лицо Нкуву и ошарашенный взгляд Акитсы и едва удержал руку.
— Укк… удачной охоты вам, о коатеки, — пробормотал Нкуву, прижимая ладонь к груди и низко склоняя голову. Акитса, помедлив, повторил за ним и слова, и жест. Фрисс нахмурился.
— Что нужно?
Южане переглянулись, затем Акитса молча поклонился и ткнул Нкуву кулаком в бок. Воздухоплаватель шагнул вперёд, не поднимая взгляда от циновок.
— Укка-укка… Водяной Стрелок, Укухласи освободила вас совсем? Была роса на листьях… и все, и почтенный Яо, признали…
— Да, и вы больше не уасига, — хмуро кивнул Речник. — Идите домой.
— Кэ-эс… — уши Нкуву медленно багровели, будто накаляясь изнутри, и выглядело это престранно. — Никто из нас не отравлен… и не был. Водяной Стрелок! Я встану к тебе спиной — хоть прямо здесь — а ты ударь меня по затылку, так сильно, как хочешь.