Когда облака ниже колен,
Когда на зубах куски языка,
Когда национальность голосует за кровь,
Когда одиночество выжмет дотла,
Когда слово «вера» похоже на нож,
Когда плавятся книги на колокола,
Когда самоубийство честнее всего,
Когда вместо ритма нервная дрожь.
А в сияющем храме лики святых
Тебе говорят, что церковь — не ты.
Что ты поешь, когда у тебя
Вместо смерти — похабные сны?
— Предчувствие гражданской войны.
Когда черный ветер рвет паруса,
Что в прожекторах плюются болью в лицо,
Революция без жертв — ничтожная ложь,
Слышишь, блеют сердца у тех, кто вошь,
Когда лопнет природа и кипящая сталь,
Сожжет небеса, летящие вниз,
Антиутопия на ржавом коне
Вскроет могилы, уставшие ждать.
Когда слово «музыка» — это…
— Предчувствие…
крыса
Люди на ветках,
люди в витринах,
Люди на людях,
дворцовых решётках,
Гибнут на паперти,
тонут в перинах
Окон,
весь мир умирает на стёклах
Первой любви
и последней измены.
Стены,
набухшие трещины-вены,
Солнце,
клинком перерезав аорту
Готтской зиме,
поднимает когорты,
На Невский,
Сенатскую,
Выиграна сеча,
И власти доспехи
ложатся на плечи
Весны,
Торжествует шагреневой кожей
Хлеба и «зрелищ» — голодных прохожих!
И трудится жизнь
в сексуальном угаре,
Разлагаясь в мозгах,
казино,
тротуаре,
В машинах,
в метро,
в многоблочных коробках,
На окнах дисплеев,
в зачищенных глотках,
В тебе и во мне,
в тебе и во мне
Весна…
И даже чудовище
масти глиста,
С розовой гадостью
вместо хвоста,
Вылезло к солнцу
отравленным сердцем,
смертельной слюною,
раздавленным перцем,
Сквозь ахи и визг расфуфыренных дам,
По травке газона,
Асфальта — ногам
Сумасшедшая крыса, бредовая мразь,
прорвавшийся чирий,
порочная связь.
Прыгнула вверх,
закружилась в вальсе,
Жмурясь на небо в друидовом трансе,
Как девочка в классы,
игривый котёнок,
Как ласточка
в облаке смятых пелёнок.
В листве прошлогодней играет часами
отравленной жизни,
как чёрт с небесами,
Как ты с небесами,
как он с небесами…
Война.
тюрьма
Есть ли звёздное небо в тюрьме?
Родина между замком из песка
И пятизвёздочным номером отеля
Воспоминания на парашах
Макароны, картошка
Хорошо хоть реснички сняли
Хоть дышать стало немножко
Хорошо, что не двадцать
По телевизору — наркобароны
Хозяин правильный
Шесть по нарам
И всего три шестёрки
Жёлтые стены крашенные, в ожидании Годо
Срок — восемь лет зимы
Спящие медведи в берлогах ждут своего УДО
Кухонные убийства, аварии
Чужие мобильники
Бесконечная камерная музыка счастья
Это — мы.
террорист
Оглянулся, все тихо, хвоста вроде нет.
Колодец двора, яма черного хода,
Заколочена, черт бы побрал этот свет,
Липнущий сверху чухонским уродом.
Выход — гнилая пожарная лестница —
Хрупкая, сволочь, и окна вокруг.
Ползут этажи так убийственно медленно
Мимо дрожащих, израненных рук.
Что пялишься, дура, я ведь не голый!
Я не к тебе, я не бабник, не вор!
Я — террорист! Я — Иван Помидоров!
Хватит трепаться, наш козырь — террор!