И ноль возражения, когда вставала с его колен. Ведь, да - опездюлится, если настаивать начнет. Так было раньше, когда я была тверже, когда меня никто не мог подкосить, а Матвей еще не отдал наркоте ценнейшее. Он еще не отдался ей. Так было раньше, когда его голова была слишком забита действительно тем, в чем он уверял сейчас себя и свое окружение. Но не работа была причиной отсрочки реабилитации, далеко и давно не она.
Я нашла в себе силы посмотреть в темные, предгрозовые озера и улыбнуться им так, как улыбалась сотню раз – скептично и саркастично:
- Ланг, - порицательно постучала пальцем по его лбу, глядя на него с улыбкой, тщательно удерживая ее от того, чтобы она стала сардонической, - у тебя вот здесь баги случились, пофикси.
- И почему я не удивлен... – на выдохе в ответ, а я рассматривала лопнувшие капилляры в белках таких одуряющих глаз, в расширенные зрачки как отражение мрака, который он больше не контролировал. Да и формулировка вновь неправильная, вернее будет: лопнувшие капилляры в белках таких одурманенных глаз.
Он не удивлен, да и я тоже. Не удивлена тому моменту, когда я могла, да и откровенно говоря, хотела ему сдаться, он все просрал. Это не вызвало удивления, наверное, потому, что я несколько лет жила с мыслью, что это чрезвычайно умное, действительно талантливое и одаренное, порочное создание, рано или поздно начнет просирать все, что имеет. Уже начал. Именно в момент, когда я почти перестала держать оборону. Символично.
- Да я вообще сама предсказуемость, а ты все никак с этим не смиришься! – развеселилась я, вставая с Матвея, с неохотой расцепляющего руки.
Его слова «чистый вернусь - ходить не сможешь. На руках буду носить» с выверенными паузами, с пошлыми акцентами, прошли почти мимо сознания, помраченного увеличившейся злостью, потому что я понимала еще кое-что: я хотела не Матвея и даже если бы он проявил активность, трахалась бы я далеко не с ним. И теперь это будет актуально с любым мужиком хер знает как долго. Стас, какой же ты ублюдок…
- Мечтать не вредно, вредно не мечтать. – Сухо улыбнулась Лангу, надевая свое пальто. – Ты, для начала, после реабилитации хотя бы месяца три продержись, потом, может и поговорим, но скорее всего... Это как про пингвиниху в саванне встретить.
- Ну, хоть что-то. – Он только начал вставать, но не стал этого делать, потому что я, усмехнувшись и махнув ему рукой, твердо и неумолимо пошла на выход, но все-таки остановилась, при его негромком, - я уже видел подобное в глазах отца. Разочарование, - я не оборачивалась к нему, хмыкнувшему и продолжившему негромко, - давай так: реабилитация, три месяца и мы с тобой снова поговорим.
- Я, может, замуж выйду уже к тому моменту, - прохладно фыркнула я, поворачивая голову в профиль и глядя в пол. Подавляя выстрелившее в голове воспоминание, что вчера я уже говорила нечто подобное, глядя в контрастные спокойные глаза.
- Отобью, - с усмешкой за спиной, и там было такое знакомое, эта ленца, уверенность, наглость. Ну да, ему же не впервой. Только вот тогда он был другим, и я была другой.
Собственный хлопок дверью оставил распадающееся болезненностью эхо в голове. Утром я слышала такой же хлопок.
Сидя в своей машине, я невидящим взглядом смотрела на руль, а в салоне играло «положение».
И неверные, помертвевшие улыбающиеся губы, орошенные слезами, вторили словам. Там, с середины. И где про стертые колени, с усмешкой в унисон: «че, бля?..».
А в ушах отдающийся пульсирующей болезненностью повторяющийся стук. Хлопки. Дверные хлопки. Тот, кто создал этот зацикленный хлопок в сознании, сам не предполагая, не имея такой цели, все же разобрал мои странные, путанные отношения в три с лишних года.
Я любила Матвея, спасибо, Стас. За любиЛА. За то, что ты просто молча ушел, а я начала сходить с ума, совершая ошибку за ошибкой, погружая себя на дно, познавая себя, своего ближнего, захлебываясь в смраде, и самое интересное - мне винить было некого кроме себя!.. Мой мир стал так понятен, так ясен и запредельно тошен, что выпилиться захотелось. Только вот мамуля с папой, Ленкой и Максом немного расстроятся, я не могу взять на себя такую ответственность.
В салоне мой смех. Сиплый, рассыпающийся в нагретом, контурно-красно освещенном черном тонированном салоне, и холодные пальцы переключают треки, но не находят подходящий, когда я, переведя моего резвого и управляемого зверя на нейтралку, направила его к съезду на проспект, готовя его к прекрасному, быстрому, одаривающему адреналином путешествию под рев мотора до оглушающих и милых сердцу осечек. Только трек подходящий найти…