Милаша, которая двадцать семь лет своей жизни была уверена, что боженька послал ее в этот мир, чтобы она разбивала именно мужские, а не ягодные сердечки, и она ответственно и добросовестно справлялась с этой тяжелой миссией, пока ей не встретился Сэм, глубоко вздохнула:
- Про этих ягодок и помоях в комментах… Что-то аж выпить захотелось.
Я солидарно покивала, хотела с ней чокнуться чашкой, но Абрамова решила начать шоу.
- Не зови его сюда! – шикнула я Катьке, сладко улыбающейся и приветственно махнувшей Никите.
- А всё уже, всё… - почти не шевеля улыбающимися губами выдала она, глядя на Нику с Милашей, пытающихся не смеяться, и игнорируя меня, ногтями порицательно царапнувшую под столом ее бедро, велела, - он идет, тихо! Ну, тихо!.. Та тихо, пилять!..
Я уставилась в окно, пытаясь совладать с лицом, ведь мне в грядущем спектакле определена трагическая, глубокая роль, а времени на подготовку так мало! Мне очень мешала настраиваться Ника, прячущая улыбку за чашкой и срывающимся в смех шепотом, сказавшая:
- Руку даю на отсечение, вот эту самую, пострадавшую, что сейчас у мстюна в голове то, как со стороны он красиво идет в слоу-мо под Бахти «любви достойна только мама».
Пытающаяся не смеяться Мила, прикрывшая рот рукой, негромко выдавила:
- Или Скрип и его «положение». Почему именно такая категория мужиков, начавших зарабатывать на рубль больше, считают это саундтреком к своей жизни?.. Там вообще же не про это, блять…
- А почему только в голове играет? – многообещающе усмехнулась Абрамова, извлекая из сумки свой телефон и вызывая у меня желание расхохотаться и поцеловать ее.
Никита подошел к столу, подруги не сговариваясь восхищенно воззрились на него, все как положено у подобных Никит в их фантазиях, мы его не подвели.
Я, взяв под контроль мимику, еще пару секунд для верности пялилась в окно, и тоже посмотрела на Никиту, глядящего исключительно на улыбающуюся Абрамову и усмехнувшегося ей:
- Привет, Кать, думал ты не ты. О... - изобразил легкое удивление, переведя взгляд на меня, - привет.
- Здравствуй, Никита. – С эхом щемящей сердце тоски в тихом голосе, поздоровалась я. Как и полагается, цепким взглядом прошедшись по его одежде, часам, и пригорюнившись еще больше, глядя в усмехнувшиеся глаза.
- Вы знакомы? – подала голос Ника с вежливым удивлением.
- Да, - кивнула я, как положено глядя на бывшего, то есть грустными очами с тенями несбывшихся надежд и наконец-то осознания своей великой ошибки. - Мы встречались…
- Недолго. – Хмыкнул Никита, с отчетливым бликом удовольствия в глазах ощупывая взглядом опечалившуюся меня.
- Катя, а почему ты нам ничего не рассказывала о таком мужчине? – Нахмурилась Милаша, с укором глядя на неловко потупившуюся в стол меня.
- Стеснялась, наверное. – Прицокнул языком Никита, приподняв подбородок.
- Нет, что ты. Просто... - не находя слов, прикрыла трепетной дланью дрогнувшие уста.
Мы титанически сдерживались целых три секунды, когда от Никиты волнами расходилось удовольствие, а потом Абрамова врубила «положение», очень метко с середины.
Он сначала даже не понял. Очевидно, Милашка была права и именно этот трек играл у него в голове. Туповатой, но все же порой очаровательной в этой тупости. Никита не сразу понял, что музыка играет у него не только в голове. Понял он это, когда нас разразил гомерический гогот на весь ресторан, но надо отдать ему должное, среагировал он достаточно спокойно. Просто стоял и смотрел, как я дрожащими ладонями закрыла лицо, склоняясь к столу, чтобы не смотреть на Нику, отвернувшуюся к окну с перекашивающимся лицом и мучительно кусающую губы, пытаясь взять в себя руки, когда Абрамову и Милашу бил смеховой припадок. Вышедший в абсолют, потому что именно в этот момент в ресторан пришел Самвел. Сам-вери-вел, - как мы единодушно решили бабским советом (после того как он спас меня от мучительной зубной боли хотя на этом свете я боюсь только глупости и стоматологов, я и ввела эту регалию) и благословили Миланку. Сейчас Сэм подошел к нашему столу, своим появлением несколько урезонив истерику, и роясь в телефоне, без задней мысли обратился к Никите: