Доставка была из Мака, но мое любимое мороженое тоже было. Ланг, убедившись, что я не возражаю против его способов релакса, взял все необходимое ему из своего шкафа в углу кабинета: и виски себе, и вино мне, хотя я отказалась, и ингредиенты для бланта.
Примостившись напротив меня, разбирающуюся с ведерком мороженного, разлил алкоголь по бокалам и начал химичить с табаком и травой настолько сосредоточенно и увлечённо, что даже не прервался, не обернулся и вообще никак не среагировал на вторжение в его владения.
В кабинет без стука вошла Валерия Леонидовна, предводитель юридической орды Ланга. Я несколько подобралась, глядя на эту суровую женщину, остановившуюся в паре шагов от двери и слегка хмуро глядящую в планшет в своих руках. Не поднимая взгляда от экрана, она с арктической прохладой в поставленном голосе, произнесла:
- Матвей Игорич, тебя наебывают на деньги.
- Опять? – поморщился Ланг, не отрываясь от своего чрезвычайно увлекательного занятия, - критично?
- Пока нет, - с сомнением произнесла Валерия Леонидовна, все-таки отвлекшись от планшета, и засвидетельствовала в рабочем кресла Матвея меня. Подавившую желание встать по стойке смирно.
- Тогда завтра давай, Лер. Я устал. – Сказал Матвей, заключивший, что микс из травы и табака в нужных ему пропорциях, и обворачивал смесь сигаретной бумагой.
Быкова несколько секунд оценивающе смотрела в затылок действительно слегка заебанного Ланга и, кивнув, безмолвно удалилась.
Мне пришлось все же сменить локацию на диван. Накинув на плечи пальто и подобрав под себя ноги, выковыривала кусочки арбуза в ведерке, пока Ланг, развалившись в своем кресле у распахнутого окна, раскуривал блант. А я смотрела на него, потому что мне надо было это видеть. Так было проще смять циничную, но показавшуюся соблазнительной мысль, что клин клином вышибают.
Матвей, протяжно выдыхая дым в прохладу хмурого дня, незаметно перетекающего в вечер, прикрыл глаза, медленно откидывая голову на кресле. Я отвела от него взгляд, но он, повернувший голову в мою сторону, все же успел его заметить. Тихо рассмеялся, с мягкой тенью иронии сказав:
- Присоединишься?
- Конечно, - согласно покивала я, уничижительно фыркнув, - оставь мне.
- Ой, да брось. – Хохотнул Ланг, вновь затянувшись и поставив локоть на подлокотник, разглядывая тлеющий блат, проговорил в выдыхаемый дым, - трава излишне демонизирована. К тому же я точно не тот, кто будет тебя осуждать. – Я покрутила пальцем у виска, а он, пожав плечом и оставив косяк в пепельнице на подоконнике, с кряхтеньем поднялся и, подхватив свою бутылку направился ко мне, со скепсисом посмотревшую на него, когда он на ходу расстегнул пару верхних пуговиц приталенной сорочки. Матвей усмехнулся, налил себе алкоголя и, отставив бутылку на пол, уселся полубоком на диван, лицом ко мне, опирающейся поясницей о подлокотник дивана, не обращая внимания на него, перелопачивая ведерко. Поставив локоть на спинку и подперев голову пальцами с бокалом, задумчиво глядя на меня, Матвей негромко спросил, - неужели ты действительно девственна… в этом плане?
Его краткая пауза после «девственна», отчетливо заявляла о том, как сейчас заняты его мысли вариантами другого расположения наших тел на этом диване.
Подавила ухмылку, ловя очередной кусочек арбуза ложкой, невозмутимо произнесла:
- Наигранная святость хуже блядства. Было дело. – Отправила ложку в рот, с интересом глядя на Матвея, усмехнувшегося и сделавшего глоток виски, но остановившегося, когда я твердо отрицательно повела головой. Со вздохом кивнул, не став придвигать свою нижнюю корячку ко мне, у которой это вызвало так сейчас ненужную и неважную ассоциацию с объятиями Глеба, когда я ровно так же отрицательно мотнула головой глядя на человека, сокращающего расстояние между нами. И не прекратившего это делать. За грудиной провал, пульс участился, а перед глазами то, как сминались простыни, пока меня брали еще и еще, выпивая стоны и кусая губы, иногда слизывая с них остатки собственного вкуса. Это был первый раз, когда мне было действительно настолько плевать на такой вкус, что он был проглочен неоднократно, ибо казалось преступлением вставать с постели, чтобы ополоснуть рот. Казалось невыносимым оторваться от человека, даже если начинались необходимые перерывы, чтобы хоть немного прийти в себя. Подняла взгляд на Ланга, глядящего на меня омутом серых глаз, с выраженно расширенными зрачками и легким покраснением белков. Вновь промелькнувшая с тенью отчаяния мысль о вышибании клина, утратила свой жар и действительно ощутимый соблазн, путающий мысли. Эта мысль просто провалилась в черноту его зрачков и там исчезла.