При Соломоне бюрократическая машина, разработанная его отцом, получила законченную форму (или, по крайней мере, ему так казалось). Налоги царю приходилось повышать, так как вышеописанный торговый бизнес не приносил дохода, достаточного и для наполнения казны золотом, и для финансирования всех государственных проектов, включая строительство Храма. Но никакая даже самая хорошо структурированная бюрократия не в состоянии сохранить единство страны при постоянно существующем антагонизме между ее регионами. Если сильная власть ослабевает, такая страна разваливается. Так случилось с СССР в 1991 году, так же случилось и с Израилем после смерти Соломона.
И наконец, последнее занятие Соломона — литературное творчество. Был ли Соломон плодовитым писателем? Этот вопрос не праздный, так как несколько книг Ветхого Завета (Танаха) приписываются Соломону. «И изрек он три тысячи притчей, и песней его было тысяча и пять», — сказано в 3 Книге Царств (гл. 4:32). Из этой цитаты стали выводить авторство Соломона в отношении нескольких библейских книг — Притч, Песни песней, Екклесиаста. Действительно, по египетскому образцу Соломон завел у себя придворных писцов, или «соферов», во главе которых стояли Елихореф, Ахия и Иосафат (3 Книга Царств, 4:3). Вероятно, именно им было поручено сохранить для потомства изречения царя. В Песне песней воспеваются от имени царя Соломона красоты природы, любовь и счастье юности; в Екклесиасте (Кохелет) Соломон в старости предается мрачным размышлениям о бесцельности жизни.
Веками это авторство никто не оспаривал, пока современные текстологи Библии в этом не усомнились. Далее всего от Соломона стоит Песнь песней. Авторство приписывалось Соломону из-за недоразумения. В тексте этой книги персонаж жених носит имя Соломон. По совпадению, не больше. В отношении Притч у Соломона больше прав на авторство. Притчи — это книга-сборник. Первые девять глав ее были написаны позже остального текста и были задуманы как введение к уже существовавшим притчам. Соответственно, на это введение авторство Соломона не распространяется. Остальная часть книги тоже разбита на несколько частей. Какие из них принадлежат самому царю, а какие анонимным мудрецам — установить невозможно. Часть «притчей Соломона» была собрана через двести лет после него соферами царя Езекии (Притчи 25:1), другие принадлежат писцам, имена которых предание сохранило: это Агур, сын Иакеев, и Лемуил, называемый царем (Притчи 30:1—33; 31:1–9). У большинства ученых нет сомнений, что значительные фрагменты ее могли бы восходить к самому Соломону или ко времени Соломона. Древнееврейское слово «машал» переводят обычно как «притча». Но это не были притчи-рассказы, наподобие евангельских. Они представляли собой краткие двустишия или трехстишия, содержавшие наставления житейской мудрости.
Притчи — то книга о мудрости, а Соломон — воплощение мудрости.
✓ Притчи 1:7: Начало мудрости — страх Господень.
✓ Притчи 9:10: Начало мудрости — страх Господень.
✓ Притчи 15:33: Страх Господень научает мудрости.
Эта фраза берет свое начало из псалма 110:10: «Начало мудрости — страх Господень» и как мантра повторяется в Притчах Соломона. В Притчах, когда в мире дела идут хорошо, Бог славится как Создатель так хорошо устроенного мира. Когда же дела начинают идти из рук вон плохо, Бог благодарится за то, что объясняет возможность исключения из правила. В Притчах Бог не в центре картины — Он скорее обрамляет картину как рамка. Это совпадает с отношением к Всевышнему героя нашей книги. Да, он строит Богу Храм, но одновременно нарушает его заповеди. В картине Бога нет, но без рамки картина видится неполной. Бог не действует, но выступает гарантом того, что мир продолжает существовать. А что же в центре картины? А в центре как раз мудрость. Причем она превращается в нечто великое, в Мудрость, которая взаимодействует с Богом. Это нововведение в Танахе. Многие из притч несут печать иноземного влияния и местами совпадают с аналогичными афоризмами египтян. Авторы их, ориентируясь на общечеловеческий опыт жизни, не ссылаются на Божье учение как его Моисей преподал. Они говорят о глупости и мудрости, о щедрости и скупости, о богатстве и бедности. Их заботят семейные отношения, поступки человека в быту, дружба, труд и правосудие. На первый взгляд, изречения, собранные в Книге Притчей, кажутся проповедью светской морали в том ее виде, в каком ее знало патриархальное общество. Соответственно Мудрость, Бога, человека и Тору надо взаимоувязать. Делается это в первых четырех стихах притчи 16: «Человеку принадлежат предположения сердца, но от Господа ответ языка. Все пути человека чисты в его глазах, но Господь взвешивает души. Предай Господу дела твои, и предприятия твои совершатся. Все сделал Господь ради Себя; и даже нечестивого блюдет на день бедствия».
Отсюда один шаг до «неисповедимы пути Господни», но идея такова, что надо в любом случае доверять и покоряться. И где же тогда мудрость? Мудрость растворяет себя в Боге, но при этом рассказывает нечто и о самом Боге. В иудаизме нет богини, но мудрость вступает с Богом в очень тесные отношения: «Господь имел меня началом пути Своего, прежде созданий Своих, искони; от века я помазана, от начала, прежде бытия земли. Я родилась, когда еще не существовали бездны, когда еще не было источников, обильных водою. Я родилась прежде, нежели водружены были горы, прежде холмов, когда еще Он не сотворил ни земли, ни полей, ни начальных пылинок вселенной». Так говорится в притче 8:22–26. Несколько далее (стих 32) мудрость обращается к людям по-матерински: «Итак, дети, послушайте меня». Неужели мудрость все-таки богиня? Жена Бога? С другой стороны, если мудрость олицетворяет сам Соломон, то это просто обращение царя к своим подданным. Отношения мудрости и Бога двойственные, и далее, в притче 9:1–6, мы читаем.
Премудрость построила себе дом, вытесала семь столбов его, заколола жертву, растворила вино свое и приготовила у себя трапезу; послала слуг своих провозгласить с возвышенностей городских: «кто неразумен, обратись сюда!» И скудоумному она сказала: «идите, ешьте хлеб мой и пейте вино, мною растворенное; оставьте неразумие, и живите, и ходите путем разума».
А что такое жена? По совпадению, именно в Притчах на это дается ответ, и это единственное описание жены во всем Танахе:
Кто найдет добродетельную жену? цена ее выше жемчугов; уверено в ней сердце мужа ее, и он не останется без прибытка; она воздает ему добром, а не злом, во все дни жизни своей. Добывает шерсть и лен, и с охотою работает своими руками. Она, как купеческие корабли, издалека добывает хлеб свой.
Сложность вызывает национальная принадлежность жены. Смешанные браки Тора запрещает, но Авраам, Иосиф, Моисей, Иуда, Давид и Соломон — все имели иностранных жен. Это касается и отношений мудрости и людей. Принадлежит мудрость только евреям, или же она распространяется на всех людей вообще. В иудаизме Бог национален, Он заботится об избранном народе, пока тот верит в него. А мудрость? Если она растворяется в Боге, не феминизирует ли она Его? Однако из притч мы это не выводим. При чтении этой книги более создается впечатление, что мудрость представляет собой не столько Бога, сколько коллективно все человечество. «Она [мудрость] — древо жизни для тех, которые приобретают ее, — и блаженны, которые сохраняют ее!» — читаем мы в Притчах (3:18).
Если Притчи действительно, хотя бы частично, принадлежат перу Соломона, они очень точно рисуют его психологический профиль. Со страниц Песни песней любовь брызжет яркими красками, но это не Соломон. А как насчет самого Всевышнего? А как насчет людей, которые ждут, что-то Бог сам скажет о себе? И вот — книга Кохелет, название которой с иврита переведено на греческий как Екклесиастес. Значение этого слова варьирует от «человека на собрании» до «собирателя, компилятора» (корень к-х-л — отсюда «кагал»). Само слово екклесия означает «собрание», и по зарождении христианства этим словом обозначали ранние подпольные христианские церкви. Действительно, книга представляет собой сборник длинных и коротких высказываний, причем не обязательного теологического свойства. Народная мудрость часто бессистемна и противоречива, и на каждое «только смелым покоряются моря» есть свое «поспешай не спеша». Соответственно на сентенцию: