Но тут откуда-то вывернулся командир отряда. Всегда спокойный и невозмутимый, на этот раз он еле сдерживался.
— Если ты еще хоть раз откроешь рот, я тебя отправлю в лагерь, а потом выгоню вообще из бригады! Немцы под носом, а ты тут комедии устраиваешь!
Дец захлопал глазами.
Откуда же я, брат, знал, что они под носом, а?
Вот все время я и говорю, врюхаешься прямо в лапы к ним и — все, поминай как звали, а? Это разве война — ни фронта тебе, ничего, а? Друг дружку подкарауливай. Вместо того, чтобы немца поймать, сам попадешься. Тут, брат, пойдешь по шерсть, а вернешься стриженым…
Партизаны прыскали в кулак и на карачках расползались в разные стороны. Тищенко так зыркнул на говоруна, что тот, кряхтя, поднялся с земли, вытянулся перед ним, приложил растопыренную пятерню к картузу.
— Виноват, товарищ командир.
Тищенко, сдерживая себя, тихо пригрозил:
— Больше ты у меня никуда не пойдешь, ни на какие операции! Завхозом будешь в отряде, понял?
Дед опустил руку, поддернул портки, сползшие под тяжестью гранат в карманах.
— Без моего, брат, согласия не имеешь права. Это тебе не райпотребсоюз! — уколол он Тищенко, работавшего до войны председателем Каменского райпотребсоюза. — Завхозом я, брат, и дома был… Вот… Стоило ли за сэстоль верст ехать, чтобы опять быть завхозом, а?..
К месту операции пришли на закате солнца. Уже было известно, что мост охраняется двумя часовыми — на том и на другом берегу по одному, что мост имеет четыре ряда деревянных свай по восемь штук в каждом ряду, что по мосту в час в среднем проходит в оба конца до сотни машин, ночью — больше. Не известна была только глубина реки да количество солдат в караульном помещении, под которое был занят дом дорожного ремонтера в километре от моста на противоположном от разведчиков берегу.
Лежали молча, не спуская глаз с часовых, прохаживающихся вдоль перил навстречу друг другу по правой стороне моста. «Действительно, еще не пуганые, — отметил про себя Тищенко. — Разве по одной стороне ходить надо… Подплыть будет легче, а вот отплывать опасно».
К двенадцати часам группы прикрытия подобрались к шоссе и залегли по обеим сторонам вблизи моста. Ровно в двенадцать с немецкой пунктуальностью сменили часовых.
А машины с притушенными подфарниками мчались одна за другой на бешеной скорости и нескончаемым потоком. Часовых снять незаметно едва ли удастся.
— Тронетесь в полвторого, — шепнул командир отряда. — Часовые будут не так насторожены.
Тищенко сам спустился с ребятами к реке, проверил, хорошо ли прикреплена к доскам взрывчатка, ощупал каждого из четырех — висит ли на ремне поверх трусов пистолет, нож. Еще и еще раз осмотрел каждый кустик на противоположном берегу.
Ровно в полвторого тронул каждого за плечо, и ребята неслышно спустились в воду, поплыли гуськом у самого берега в тени кустов. Хватит ли осторожности у ребят, выдержки, сумеют ли в темноте быстро прикрепить к каждой свае шашку, не забудут ли вставить запалы, включить часовой механизм? Сумеют ли незаметно выбраться из-под моста вниз по течению? Река хоть и называется Великой, на самом-то деле она не так уж и велика, всю видно от берега до берега. Тищенко глаз не спускает с часовых — их хорошо видно на фоне очистившегося неба. Автомат у него наготове. В случае чего с полсотни метров он не промажет, не будет ждать, пока группы прикрытия откроют огонь. Он помнит, как, провожая их, смотрел ему в глаза Аркадий Николаевич — ведь сына своего вручал другу…
А время тянется медленно-медленно, а сердце стучит все сильнее и сильнее. «Старею, наверное, — думал он, — нервы сдавать стали».
С ревом на полном газу проносятся машины. Под мостом по-прежнему темно и тихо, ни единого всплеска не слышно. Посмотрел на часы, прошло всего-навсего десять минут. Еще пять минут и они будут под мостом, потом поплывут дальше. И мало и все-таки так много заключено в этих пяти минутах! Папиросу не успеешь выкурить, и в то же время можно поседеть окончательно, можно полжизни перебрать в мыслях за пять минут. Можно перенестись в свою юность, снова пережить — в какой уже раз! — гражданскую войну. Вспомнить, как они с Аркадием вот такими же пареньками — чуть постарше Кима и его товарищей — под носом у колчаковцев размножали листовки, готовили восстание в родном селе Усть-Мосихе, как под Солоновкой шесть раз за день поднимали партизанский полк «Красных орлов» в атаку на пулеметы, как потом восстанавливали народное хозяйство в стране. Давно ли это было! Кажется — вчера. В памяти сохранилось все до мельчайших подробностей. А пролетело уже двадцать три года! Во сколько же больше этих пяти минут, которые растянулись как вечность?