Девушки, отвыкшие от элементарых удобств, вторые сутки чувствовали себя королевами — тепло, сытно и сухо. Без стука об обледеневшую палатку никто к ним в землянку не вползал, их сон охраняли плечистые, чубатые рыцари. Великодушие всегда было в характере разведчиков, и Юрий с удивлением и умилением это наблюдал.
Вечерело. Валька Мурашкин сидел на разбитом артиллерийском передке, вырезал финкой из дощечки какую-то фигурку и на все лады насвистывал. Солнце, невидимое за мутной кисеей зимних облаков, наверное, уже спускалось к горизонту — отчетливее обрисовывался западный склон балки, снег на нем посинел. Юрий подошел, сел рядом. Валька вопросительно глянул на него.
— От Альки письмо получил, — сообщил он и достал распечатанный конверт, показал другу.
Валька оборвал свист, покосился одним глазом, а потом еще сильнее склонился над финкой.
— Хочешь, прочту?
Валька опустил на колени дощечку и финку.
Юра читал скороговоркой:
— «Ох, Юрочка, как здорово, что вы теперь с Валькой вместе воюете. Я так обрадовалась, так обрадовалась! Мне даже завидно, что вы вместе. Я так соскучилась по вам обоим (как, Юрочка, правильно писать: «по вам обоим» или «по вас обоих»? Я уж совсем отвыкла от писанины). Хотя бы одним глазком посмотреть на вас, какие вы теперь стали. Наверное, мужественные, как и подобает воинам, да?
А у нас, Юрочка, беда — недавно мы хоронили нашего парторга ЦК. Ты помнишь, я тебе писала о нем? Умер от туберкулеза. Весь завод хоронил его. Речи говорили, плакали. Я наревелась — два дня голова болела. Как будто отца родного похоронили. Даже Зинка Шкурко и та плакала…»
Валька слушал не шевелясь, задумчиво и внимательно — что с ним редко бывало.
«А вообще, Юрочка, я стала ужасно серьезная. Такая серьезная, что ты, когда вернешься, меня не узнаешь. Я сама себя иногда не узнаю — такая я серьезная и деловая стала. Теперь ко мне все за советами обращаются, а я не знаю, что им отвечать…»
— Вот это серьезная! — засмеялся Юра. — Даже не знает, что отвечать.
Валька молчал, опустив голову.
«Вы бы там с Валей хоть бы сфотографировались да прислали бы нам фотокарточку. Посмотрели бы мы, какие вы теперь стали…»
— Она думает, что тут на каждом углу фотографии стоят, — улыбнулся Юра.
Зимний вечер куцый, как заяц. Строки уже сливались. Юра протянул письмо Вальке.
— Если хочешь, прочитай в землянке. Оно для нас обоих.
Около землянки девчат стали собираться разведчики все в маскхалатах, с автоматами. Полвзвода пошло провожать девчат на передовую…
5
Но не всегда так вольготно живется разведчикам. Светлых дней выпадает гораздо меньше, чем черных — не так уж часто «язык» дается в руки. Немец — не куропатка, не в каждый силок поймаешь!
К первым числам декабря у окруженных в Сталинградском кольце начал проходить шок, оборона стала активизироваться, немец стал осторожнее. Работа разведчиков осложнилась. Поредел взвод. Частенько вместо «языка» приносили теперь ребята с нейтральной полосы своего товарища. Но как-то так получалось, что судьба миловала «стариков», пули чаще пятнали новичков.
Как сквозняком выдуло из землянок шутки. Все теперь делалось молча, сосредоточенно и неторопливо. Только Валька Мурашкин по-прежнему беззаботно насвистывал. Удивленно смотрели на него ребята. Таких еще не было во взводе.
В ночь на 10 декабря вышли двумя группами. Одна в отдалении должна поднять шум, отвлечь на себя внимание, а вторая в это время взять «языка»…
…Юрий первым соскользнул в немецкую траншею. Применился к стенке, огляделся. Рядом в блиндаже бубнили голоса. Спустился Валька. Тоже замер. Остальные трое притаились за бруствером — всем в траншее делать нечего, только мешать друг другу. У тех, оставшихся наверху, задача другая. Юрий ждал. Главное для разведчика — выдержка и стремительность. Эти два, казалось, противоположных качества должны мирно уживаться в человеке, в разведчике.
Замерло время. Стоит Юрий. Стоит неслышно спиной к нему Валька. Голоса бубнят не громче и не тише — землянка совсем рядом. В ней двенадцать человек — два ефрейтора и десять солдат. Один из ефрейторов высокий, в меховой куртке, другой низкий, в широкой, не по росту шинели. Солдаты, как на подбор, белесые и рыжие. Трое ходят в фуражках, повязанных поверх бабьими шалями, остальные в шапках. Всех знают разведчики, всех высмотрели в бинокли. Немецкие траншеи им известны не хуже своих. Хорошо бы ефрейтора в шубе взять — он должен знать больше остальных. Чувствуется, что из привилегированных. Но он здоров, трудно будет с ним справиться. А стрельба на правом фланге не затихает — группа младшего лейтенанта Миргасимова старается изо всех сил. Слух у Юрия напряжен, кажется, он даже слышит, как на правом фланге перезаряжают пулемет — щелкает замок.