Выбрать главу

Сергей Григорьевич молчал.

— Вы поговорите с ним сами, — настаивала Пестрецова.

— Он с вами приехал?

— Здесь он. Чуть ни насильно привезла.

— Ну, хорошо. Пусть после всех зайдет.

А люди шли и шли. У каждого своя боль, своя забота. В коротких перерывах он иногда глянет на Веру Ивановну, чуть улыбнется — ну, как мол, товарищ зав, новая работа?

Когда вошел Лопатин, Сергей Григорьевич отпустил заворга и своего помощника, оставил только Веру Ивановну.

— Садись, Лопатин, — кивнул он на стул. — Закуривай.

— Спасибо, Сергей Григорьевич, накурился уже там, — кивнул он на приемную.

Сергей Григорьевич вышел из-за стола и зашагал по кабинету, Вера Ивановна молчала, уткнувшись в свои записи. Потом Новокшонов подсел к Лопатину и как можно обыденнее, проще спросил:

— Как же, Федор, получилось-то у тебя? Был такой сильный председатель. И вдруг — на вот тебе!

В глазах Лопатина была тоска и отчаяние. Но он не опускал их. Смотрел на секретаря райкома выжидательно. Сергею Григорьевичу в эту минуту он напомнил раненого селезня. Так же вот жалобно, с надеждой смотрит он, раненный, на приближающегося человека. Не смерти, а помощи ждет селезень.

— Надломился я. Сергей Григорьевич. Кульгузкина, Тихомирова — тех не сломаешь, гнутся они. Хоть в кольцо сгибай, все равно выдюживают. А я не выдюжил. Шатров исподтишка сломал.

Величко оторвала голову от бумаг, смотрела на бывшего председателя с чисто женским сочувствием.

— Сначала пытался кричать: «Партбилет отберу! В окопы отправлю вшей кормить!» Потом видит, что я сам готов уйти на фронт, начал давить: «Все, — говорит, — в наших руках, можем в тюрьме сгноить, можем к ордену представить…»

— А что он хотел-то?

— Известно что, — чтобы крайком был им доволен, чтобы самого на фронт не отправили.

— Ну, и что он от тебя требовал?

— Не от одного меня. Чтобы район не плелся в хвосте, делали знаете что? Фиктивные квитанции выписывали на несданный хлеб и этим самым план выполняли.

— А как же потом сводили концы с концами?

— Это я не знаю.

— Ну, и ты шел на такие махинации?

— Вот я и говорю, сначала не шел, а потом не устоял. Вот и пить начал.

Сергей Григорьевич мельком глянул на Величко. Та смотрела на Лопатина удивленными глазами.

— Кому из председателей еще предлагал он такие махинации?

— Точно не знаю. Но, видимо, всем председателям крупных и крепких колхозов. Хитро делал. Никто же не поверит, что слабый колхоз план выполнил. А Кульгузкин, Тихомиров, я и еще кое-кто «выполняли». Это было вне подозрений.

Лопатин достал кисет, торопливо закурил. Не поднимая глаз на Новокшонова, добавил:

— Война потом все спишет… Так он говорил нам.

Когда Лопатин ушел, Сергей Григорьевич сел напротив Веры Ивановны и молча, озабоченно уставился на нее немигающим взглядом.

Зазвонил телефон. Нехотя поднялся, подошел к своему столу, снял трубку.

— Да… Я, — сердито рявкнул в трубку. И вдруг лицо у него просияло. — Конечно, конечно, сегодня приеду!..

Потом снова сел. Спросил Веру Ивановну:

— Что будем с ним делать?

— А я не знаю. На бюро надо. Там решат.

«Вот так, — крякнул Сергей Григорьевич. — Опять она тебе очки вставила, опять ты забыл, что уже не командир бригады, а секретарь райкома…»

— А все-таки, с каким мнением вы пойдете на бюро? Вашему отделу готовить этот вопрос.

— По-моему, под суд отдавать его не стоит. Человек он не пропащий.

— Ну, хорошо. Готовьте на следующее бюро. А я сейчас уеду в Михайловку. — И доверительно добавил — Друг детства из армии вернулся. Может быть, завтра я и не буду в райкоме…

5

На побывку приехал Костя Кочетов. Не в военной форме и погонах, какими привыкли сельчане встречать служивых, а в шикарном заграничном костюме, галстуке, лакированных туфлях явился он в Михайловку. У деда Леонтьича от обиды даже губы затряслись.

— Как же ты так, Костя? Воевал, говоришь, воевал, а ни погонов у тебя, ни орденов. Вон друзьяк твой Серега в полковники выслужился, на грудях полный иконостас — курице клюнуть негде…

Костя отшучивался:

— Что ты, дед, меня равняешь с Серегой. Он в армии служил, а я в тебя пошел — партизан.

— Все одно ордена должны быть.

— Ордена есть, дед. Четыре штуки. Только я их не ношу.

— Зря. Требуешь, что ли? Ордена они кровью добываются, ими требовать нельзя…

К вечеру пришел Николай Шмырев с Оксаной, потом явился Сергей. Долго обнимались, рассматривали друг друга.