Весной и особенно осенью, во время тяжелой хлебоуборки, Сергей сутками не бывал дома. Появлялся пыльный, измотанный, не в силах даже разуться. Несколько раз Катя разувала его уже спящего, сидя на диване.
— Сережа, разве можно так! — говорила она утром. — Побереги себя.
Он обычно молча ел, уставив глаза в одну точку. Иногда задумчиво ронял:
— Ты понимаешь, сколько хлеба на токах! — делая ударение на слове «сколько».
И этим было сказано все. В день, когда Алтай рапортовал о завершении хлебозаготовок, Сергей пришел домой рано — Катя была еще в школе, наколол дров, натаскал воды в баню и сам затопил.
Катя всплеснула руками, когда пришла:
— Не мог подождать? Я бы сама все сделала.
Он посмеивался довольный:
— Нашлись и посамей тебя… — Рассматривал Катю бодрую, жизнерадостную и даже чуточку незнакомую. — Мне кажется, я тебя целый год не видел.
— Оно так и есть, — улыбнулась укоризненно Катя. — Год живем, и год ты меня не видишь…
Потом он долго с наслаждением парился в бане, выгоняя из себя и простуду и накопившуюся усталость. Вернулся, выпил перед ужином стакан водки и, едва коснувшись головой подушки уснул. Спал до обеда следующего дня. После слонялся полдня по комнатам и к вечеру, не вытерпев, ушел в райком — за год сделал себе единственный выходной и тот не смог провести как следует.
Катя первый раз с грустью смотрела ему вслед. А потом это вошло в привычку: ни выходных, ни отпусков, домой приходил только ночью, видела она его только спящим. Ни зима, ни лето почти ничего не меняли в его образе жизни — он всегда одинаково был занят по горло.
2
Зимой сорок восьмого года в самую «глухую» пору дал секретарь райкома на несколько недель послабление своему партийному активу — не вызывал на обычные накачки, не ездил сам в МТС и в колхозы, не распекал председателей колхозов по телефону. Притаился район, замер. Никто не звонил и Новокшонову — не напрашивался, на внеочередную головомойку. И только Николай Шмырев не вытерпел, позвонил как-то.
— Ты что, не заболел случаем?
Сергей Григорьевич засмеялся.
— А что?
— Тихо стало в районе, как-то непривычно без шума.
— Ордена получили, вроде бы и шуметь-то на вас теперь неудобно…
— Нет, в самом деле — не болеешь?
— Здоров. Не беспокойся. — И вдруг оживился: — Слушай, мы завтра к тебе приедем с редактором на охоту. Зайцы водятся?
— Водятся, куда им деваться. Приезжайте, побродим по полям.
Дома Катя с обидой в голосе спросила:
— Может, меня возьмешь на охоту?
— А, правда! Поедем.
Пришлось взять и Альку…
Набродившись вволю по буеракам, вечером спорили в жарко натопленном доме Шмыревых.
— Ты как хочешь, Сергей, считай, — говорил громко Николай, — а все-таки эмтээс у нас неправильно используются. Почему они работают только в полеводстве?
— А ты что, хочешь, чтобы они тебе и коров доили?
— Коров подоим сами. А вот сено привезти, солому на тракторах не мешало бы.
— Тебе тогда делать нечего будет, если эмтээс за тебя будет возить сено и солому.
— Но колхозам-то сейчас почти совсем не на чем возить. У нас, например, всего-навсего двенадцать лошадей. Разве они обеспечат?
— А когда же прикажешь ремонтировать тракторы, если эмтээс круглый год будет батрачить на тебя? Ремонтировать-то надо или не надо?
— Но не все же тракторы они сразу загоняют э мастерские!
Женщины уединились на другом конце стола, говорили о чем-то своем. Юрий молчал, прислушивался к спору друзей. Он давно думал о том, как тяжело колхозникам вести животноводство — вся организация труда почти первобытная. И вот теперь, слушая Шмырева, полностью соглашался с ним. Правильно — не все тракторы с самой осени нуждаются в ремонте. Много и таких, которые могли бы работать до ползимы и даже дольше. Почему не использовать их на подвозке кормов?
— Этот порядок не нами установлен, — возразил Сергей Григорьевич. — Отменить его я не могу.
Николай наседал:
— Но ты же теперь член крайкома партии. Можешь поставить там этот вопрос.
— А что толку? На это есть постановление правительства. Крайком же не может отменить его.
— Хорошо! — вмешался Юрий. — Правительство не запрещало ни одной эмтээс устанавливать в колхозах автопоилки и механическое доение. Наоборот, эмтээс обязаны это делать. А у нас даже разговору об этом нет!
Алька вдруг стукнула ладонью по столу.
— Вы хоть здесь-то после охоты, можете о чем-нибудь другом говорить или не можете?