В декабре 1935 года Солоневичи сделали окончательный (вынужденный!) выбор. Повсюду, кроме Болгарии, им неизменно отказывали в визах. «Активки» НКВД в данном случае сыграли решающую роль. Сказывалось и нежелание «региональных» руководителей РОВСа иметь у себя под боком «беспокойных и подозрительных» братьев, рискуя более или менее отлаженными отношениями с местными властями.
Борис считал, что шансы на «прорыв» в Западную Европу у них ещё есть, но решил оставить «доработку вопроса» на потом, а пока воспользоваться предложением Фосса. После «согласования» ответа с братом Борис написал:
«Насчёт Болгарии — с удовольствием принимаю твоё предложение. Бог даст, хуже, чем здесь, не будет, а лучше — может быть. Здесь голодать не приходится, но во всём остальном сквозит „соседство“ некоей дружественной державы».
Руководство РОВСа выделило 500 франков из скудного Фонда спасения Родины на оплату проезда Солоневичей в Софию.
Накануне отъезда из Финляндии (в марте — апреле 1936 года) Иван организовал в Гельсингфорсе цикл лекций о жизни в Советском Союзе, которые братья проводили в острой, дискуссионной манере, побуждающей публику живо реагировать на затрагиваемые темы: «Советский быт»; «Эволюция советской власти»; «Военизация страны»; «ОГПУ»; «Чем держится советская власть?»; «День врача в советском концлагере»; «Стахановщина»; «Советские железные дороги»; «Наш побег»; «Беспризорники»; «Советская семья и женщина»; «История непокорной молодёжи»; «На советских стройках»; «Красная армия»; «Судьбы русской интеллигенции в СССР» и т. п.
На лекциях обычно присутствовали 150–180 слушателей, что для Гельсингфорса было высоким показателем посещаемости подобных мероприятий. Публику прежде всего привлекало имя входящего в моду нового эмигрантского публициста Ивана Солоневича, автора статей в «Последних новостях», «Современных записках», «Иллюстрированной России». По общему мнению, бежавшие ранее из СССР Немцов, Татьяна и Владимир Чернавины в своих докладах не смогли дать столь полных и критических обзоров советской действительности. К тому же выступления Солоневичей были проникнуты сильным зарядом оптимизма: падение большевистского режима — вопрос времени, следовательно, надежда на возвращение на родину не является химерой.
Лекционный курс был прерван только раз, 23 марта: Солоневичи уступили трибуну С. М. Петриченко, который выступил с докладом «Кронштадтское восстание и Балтийский флот» по случаю 15-летия этого исторического события. Петриченко воспользовался случаем, чтобы расспросить Ивана о планах на будущее. Слухи об отъезде Солоневичей давно распространялись по Гельсингфорсу. «Мы так часто уезжали отсюда, — посетовал Иван, — что говорить о каких-то датах и сроках нет смысла. Ясно одно: как только вырвемся и устроимся на новом месте, возьмёмся за издание газеты».
Докладывая оперативному работнику об этом разговоре, агент «Лидер» отметил, что эти слова Солоневич произнёс с «явным воодушевлением».
Солоневичи покидали Гельсингфорс без сожалений. Первый опыт знакомства с русским эмигрантским бытом показал им, что слово «болото», которое они впервые услышали от Чернавиной, соответствует действительности. Иван Солоневич не удержался от язвительных оценок, вспоминая в статье «Четыре года» о житье-бытье в Финляндии:
«Тот же Гельсингфорс — город „нарочито невеличкий“. Русская колония и того меньше. Процентов 20 её состоит из председателей, процентов 40 — из товарищей председателей, секретарей, казначеев и прочих почётных лиц. Даже театральных кружков — и тех имеется два. Какие бездны политической мудрости разверзлись перед изумлёнными очами подсоветских простаков! Какие Меттернихи, Талейраны и даже Бисмарки в юбках и без юбок объявились в трёх десятках организаций, населяющих русский Гельсингфорс! Какие тонко рассчитанные и дальновидные политические комбинации пускались в ход для того, чтобы на посту первого секретаря второго русского драматического Гельсингфорсского кружка оказался бы господин X. вместо г-жи У., или наоборот! Бездна ума!»
По мнению Ивана, в Гельсингфорсе делалось всё, что может прийти в голову, кроме одного — конкретной антисоветской работы:
«Устраиваются и банкеты, и балы, и выставки. Заседают комитеты, управления и секретариаты. Устраиваются дни русской культуры. Говорится об очень многих хороших вещах. А рядом — русские дети не только денационализируются, но и большевизируются. Собирают деньги на памятник Леониду Андрееву, а денег на спортивную площадку для русской молодёжи так и не нашлось. Произносятся миллионы высокоторжественных и высокопарных фраз, а за этими фразами нет решительно никакого желания шевельнуть хоть пальцем для какого-то реального дела, не связанного с наличием председательского или, по меньшей мере, секретарского поста. Да и эти посты ни с каким делом не связаны. Болото? Да, болото».