– Работнички, мать вашу... Пролетарии умственного труда проговорил Аксюков, прикладывая ледяную бутылку ко лбу.
В словах Халецкого была сермяжная правда. Если бы «саркофаг», не дай бог, рванул из-за ошибочной врезки, Аксюкова бы точно посадили. Возможно, на пару с директором станции. Или даже в составе триумвирата с главным инженером. А вот Сахно и Халецкий, скорее всего, отделались бы легким испугом. Посадили бы Аксюкова не потому, что он был в чем-то виноват, а потому, что в случаях техногенных катастроф еще со времен Советского Союза было принято кого-то сажать. Для успокоения общественного мнения.
– Да все ж в норме, шеф! – торопливо проговорил Сахно.
– Так! – быстро отнял от головы бутылку Аксюков. – А как вы это поняли? Что вы не туда врезались?
– Элементарно, шеф. Сняли кассету с фильтра, давай смотреть, а там ерунда какая-то. Мы ее в анализатор, а это калифорний...
– Что-что? – не поверил своим ушам Аксюков.
– Точно, Викторович кивнул Халецкий. – Зуб даю за тридцать два ваших.
– Ну вот, шеф, а откуда калифорний в третьем блоке в таких количествах, правильно? Тут мы и давай схему глядеть. По схеме – ни хрена. Мы на место, а там перемычка есть хитрая, которую врезали в нарушение проекта. На схеме ее нет, ее и не заглушили. Вот такая история... – виновато развел руками Сахно.
Аксюков вздохнул. Теперь ему все стало понятно. На любом производстве, да и практически в любом жилом доме, проектные трубопроводы при ремонтах умные энергетики и сантехники «модернизируют», чтоб облегчить себе жизнь. Поскольку это, как правило, делается в нарушение нормативных документов, в эксплуатационную документацию никто изменений не вносит. До аварии третий энергоблок ЧАЭС инженерно был очень тесно связан с взорвавшимся четвертым. После аварии все системы аварийного блока отделили. Но, как оказалось, не все.
– Так! – быстро посмотрел на дверь Аксюков. – Врезку глушим по причине... слишком большого гидравлического сопротивления участка! Врезаемся куда надо и обо всем этом забываем! Совсем!
– Да оно-то правильно, шеф, только тут есть один нюанс... – переглянулся с Халецким Сахно.
– Какой?! – испуганно вскинулся Аксюков. – Что еще, мать вашу?!
– Да вы не так поняли, Викторович! – поспешил успокоить Аксюкова Халецкий. – Из неприятностей это все. Просто мы прикинули, что в кассете должно быть не меньше миллиграмма калифорния, иначе анализатор бы его не показал...
– Не может быть!
– Может, шеф. Мы проверили два раза. И этот миллиграмм мы выловили за шесть часов. Если параметры «саркофага» не плывут, то, может, еще погоняем воду в контуре? За трое суток намоем один грамм. А это по три с лишним миллиона долларов на брата...
В лаборатории установилась тишина. Себестоимость одного грамма калифорния у американцев составляла десять миллионов долларов. Об этом было известно всем, имеющим хоть какое-то отношение к ядерной физике. Российские данные оставались засекреченными, зато было общеизвестно, что калифорний востребован в самых разных областях – от лучевой терапии до разведки нефтяных месторождений. К примеру, факт отравления Наполеона мышьяком был установлен именно благодаря анализу его волос с использованием калифорния. И наркотики искали с его помощью. И стопроцентно отличали золото от фальшивых сплавов. Единственным, что сдерживало развитие всех этих технологий, было то, что мировые запасы калифорния составляли примерно пять граммов.
– Да нет, мужики, его же надо как-то выделить. И перевести в какое-то стабильное соединение. У нас для этого нет оборудования. А стоит оно десятки миллионов долларов покачал головой Аксюков. – Так у меня на этот счет как раз и промелькнула мысля, шеф! – бодро проговорил Сахно.
– Какая мысля, Валера? Ты что, смеешься? Объясни ему, Володя, хоть ты, – призвал на помощь Халецкого Аксюков.
– Вообще-то это может сработать, Викторович вдруг серьезно сказал Халецкий.
– Да вы что, смеетесь, мужики? – раздраженно проговорил Аксюков. – Американцы в Беркли с тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года с этим калифорнием мучаются, а воз и ныне там! В год синтезируют по чайной ложке...
– Так у них в Беркли, шеф, «саркофага» нет!
– Да это понятно! Я тебе про технологию выделения толкую!
– Так я вам и хочу эту технологию объяснить, а вы слушать не хотите!
Аксюков сардонически улыбнулся, сложив на груди руки:
– Ладно, я тебя внимательно слушаю, Валера. Только если ты с тремя десятками трубопроводами разобраться не в состоянии, то какую технологию ты можешь придумать?
– Да очень простую, шеф! – выпалил уязвленный Сахно и начал сыпать специальными терминами.
Постепенно недоверчивое выражение на лице Аксюкова сменилось удивленным. Слушая Сахно, он вдруг вспомнил один недавний случай. На каком-то российском шарикоподшипниковом заводе, выработав ресурс, вышел из строя импортный компьютеризированный комплекс по отбраковке не идеально ровных шариков. Ремонту комплекс не подлежал, а на покупку нового требовалось около десяти миллионов долларов, которых у завода, как водится, не было. И тогда его руководство обратилось к российским умельцам-рационализаторам. Те недельку-другую повозились с этим самым комплексом, после чего нашли гениальный по своей простоте выход. Шарики просто скатывали вниз по наклонной пластине длиной около двух метров. Те из них, что были не идеально ровными, автоматически съезжали в сторону и до конца пластины просто не докатывались.
Примерно такую же технологию выделения калифорния и придумал Сахно. Чем дальше слушал его Аксюков, тем больше убеждался в том, что это должно сработать. Не сразу, но в перспективе обязательно. Причем в очень близкой перспективе.
– Ну, что скажешь, Викторович? – спросил Халецкий, когда Сахно закончил и с видом непризнанного гения отвернулся.
Аксюков вздохнул. Несмотря на то что назначенный козлом отпущения бывший директор Чернобыльской АЭС Брюханов был благополучно осужден самым гуманным в мире советским судом и уже давно благополучно отбыл свой срок, причина аварии на четвертом энергоблоке станции до сих пор не была установлена. Мало того, не было даже установлено, по какой причине оператор в ту роковую ночь нажал кнопку аварийной остановки четвертого энергоблока и почему защитные графические стержни не вошли в реактор. По одной версии, это произошло из-за землетрясения, зафиксированного сразу тремя сейсмостанциями, по другой – из-за вскипания воды.
Если уж никто не понимал, что случилось в досконально изученном реакторе, то, что творится под «саркофагом», было вообще тайной за семью печатями. Это, кстати, точно по Фрейду, было отражено даже в названии. Официально «саркофаг» туманно именовался «Объект «Укрытие». Поэтому воздействовать на происходящие там загадочные процессы прокачкой воды было все равно, что играть с вулканом. Но, с другой стороны, Аксюков прекрасно понимал, что второго шанса за считанные часы стать миллионером у него не будет. И если он не попытается этот шанс использовать, то будет жалеть об этом до конца жизни. Если вообще не сойдет с ума.
– Я скажу наконец проговорил Андрей Аксюков что сперва нужно посмотреть параметры «саркофага». Если они будут стабильными, мы будем работать. Если вдруг поползут, немедленно прикроем нашу лавочку и заметем все следы...
Венесуэла, Маракайбо, международный аэропорт Чинита
– Как только приземлитесь для дозаправки в Дакаре, сразу отзвонишься!
– Есть отзвониться из Дакара, товарищ генерал!
– Ну тогда все! Счастливого полета!