не было, она и так об этом знала, и хотя англичанин
находился совсем рядом, помочь ему Кэтрин ничем не
могла.
—
Он умрет?
322
—
Очень может быть, — ответил Донован, с
замиранием сердца следя за тем, какое действие
произведут его слова.
Он почувствовал, как участилось дыхание у Кэтрин,
увидел боль в ее глазах, не догадываясь, что это боль за
сестру, а не за себя.
—
Можешь взять свой подарок обратно. Я никогда
им не воспользуюсь.
—
Воспользуешься! Я хочу видеть ожерелье на
тебе. Для того чтобы удовлетворить мое тщеславие,
чтобы все видели, что ты — моя собственность.
—
Не воспользуюсь, — прошептала Кэтрин.
—
Тогда твоему Эндрю конец.
Кэтрин взяла коробочку со стола.
—
Он же ничего не сделал, — прошептала она. —
Не убивайте его, милорд, будьте милостивы.
Кэтрин взглянула на мужа и прочитала на его лице
ожесточение, безжалостность и страсть. Донован был
намерен изгнать Эндрю из сердца и памяти жены.
Вычеркнуть его имя раз и навсегда из жизни, из этого
мира. Его, и любого другого, кто станет между ним и
женой.
Сделав два шага вперед, он подхватил Кэтрин на
руки, и ей показалось, что комната закружилась; она в
порыве страсти прижалась к Доновану, который в
несколько шагов оказался около постели. Кэтрин уже
знала всю тщетность попыток противостоять ему. Он
был властелином ее чувств, и женщина чувствовала свое
бессилие. Кроме того, в самой глубине ее сознания
теплилась мысль, что если он с ней, то, значит, не
находился в постели с Дженни Грэй.
323
Казалось, он целовал ее впервые в жизни.
Зеленоглазая чародейка, она всякий раз умудрялась
пробудить и его гнев, и его страсть, доводя до
беспамятства! Соблазнительница, она дразнила, бесила,
но в следующую минуту заставляла его забыть обо всем
на свете.
«Я никогда не смогу приручить ее», — мелькнуло у
него в голове. Всякий раз она ускользает из-под его
власти, и теперь Мак-Адам вновь оказался в плену ее
жарких, полуоткрытых губ... Кэтрин, в свою очередь,
ощущала, что нуждается в нем, нуждается безумно;
супруги все сильнее зависели друг от друга. Она
чувствовала прикосновения его рук: они ласкали ее
тело, затем Донован освободил волосы Кэтрин от
заколок, распустив их по плечам. Не отнимая губ ото
рта жены, он расстегивал ее платье; Кэтрин вскрикнула,
когда пальцы мужа коснулись ее груди. Теперь он
целовал ее груди, языком щекоча упругие, розовые
соски, лишая Кэтрин последних остатков воли. Донован
уловил этот миг полной и безоговорочной капитуляции.
Откуда-то, словно издалека, она расслышала его тихий
смех, затем Донован прижался к ней всем телом. Рукой
он ласкал ее бедра, мягко, медленно, дразняще
раздвинул ноги Кэтрин, и пальцы его нашли жаркое,
влажное, чувствительнейшее средоточие ее чувств.
Губы его проложили огненную тропу по ее телу к этому
пылающему, содрогающемуся уголку и нашли его; он
сжал ее ягодицы, приподнимая их к своему
неутомимому ищущему языку. Кэтрин застонала,
пытаясь избежать этой сладостной муки, но Донован
удерживал ее, дразня, покусывая, пронзая ее, доводя до
крайней степени чувственного восторга.
324
И снова его рот метнулся к ее губам, и Кэтрин
задохнулась, простонав что-то. Руки ее судорожно
охватили его широкие плечи, а Донован мучил ее,
извлекая из нее всю, до последней капли, страсть.
Наконец он пронзил ее плоть, услышав сладостный
вскрик. Он двигался все быстрее, а Кэтрин оплела его
ногами и прижалась к нему, содрогаясь всем телом.
Вознесенная к высотам, она словно падала затем вниз,
вновь взлетая и достигая пределов страсти... Никогда
еще в жизни она не испытывала таких перепадов
ощущений, такого захватывающего дух восторга.
И вновь реальность, остудившая ее распаленное тело
и сознание, пронзила Кэтрин болью. Опять Донован
доказал, что он полный хозяин и повелитель ее тела; но
на этот раз в его порыве она ощутила что-то новое и
необычное, почти грубое; казалось, он хотел причинить
ей боль, за что-то унизить ее. Он явно был раздражен,
разгневан и мстил ей. Но какое он имеет на это право, на
глазах всего замка развлекаясь со своей любовницей?!