его судьбу.
Мэгги и ее сестры Юфимия и Сибилла завтракали в
обществе Кэтрин и Энн. Подали высокие, тяжелые
345
золотые кубки, в которых плескалось вино. Мэгги
подняла свой кубок и сказала:
—
Давайте выпьем за здоровье короля!
Женщины поднесли кубки к губам и выпили; правда,
Энн и Кэтрин только пригубили. Вдруг Мэгги
вскрикнула, вскочила и опрокинула кубок, так что вино
разлилось по белой скатерти. Затем, перегнувшись через
стол, она выхватила кубки из рук Энн и Кэтрин. Один из
слуг вскрикнул: кубок Юфимии был пуст, а сама она
медленно валилась на пол, содрогаясь в конвульсиях.
Энн и Кэтрин, забыв о себе, метнулись к Мэгги.
—
Позовите короля! — крикнула Кэтрин.
Руки у нее дрожали. В вино, перед тем как подать,
опустили зуб акулы, а стало быть, как все свято верили,
оно не могло быть отравлено.
—
Врача! — закричала Энн; голос ее срывался от
ужаса.
Мэгги все еще стояла, опираясь на стол, и не падала
лишь потому, что Кэтрин удерживала ее обеими руками.
Внезапно портьеры раздвинулись, и стремительно
вошел Яков, пнув ногой стул, оказавшийся на его пути,
не замечая лежавшей на полу Юфимии, короткого
вскрика Сибиллы, топота ног в коридоре; он подхватил
Мэгги на руки и вынес ее из зала, где на полу уже
бездыханными лежали ее сестры...
—
Милая моя, милая моя! — повторял король.
Он опустился на стул, держа Мэгги на коленях; она
прижималась к нему, чувствуя, как ее ноги сводит
судорогой. Мэгги уже не могла говорить. Появился
дворцовый лекарь.
—
Милорд, ей следует немедленно очистить
желудок!
346
Кэтрин, пересиливая острую резь в животе, побежала
за чашей; король тем временем опустил голову Мэгги,
разжал ей зубы и сунул два пальца в рот, понуждая к
рвоте. Теперь оставалось только положиться на милость
Божию. Рот Мэгги вытерли полотенцем, смоченным в
розовой воде.
—
Я перенесу тебя на кровать, — сказал Яков;
голос у него дрожал от волнения.
—
Нет, не надо, — прошептала Мэгги.
Она хотела оставаться подле Якова, ибо чувствовала,
что ее ждет. В соседнем зале уже укрывали белыми
скатертями тела Юфимии и Сибиллы. Служанки и
фрейлины плакали, Яков слышал их рыдания, и сердце
его рвалось на части.
Кэтрин и Энн всего лишь пригубили вино, но и они
чувствовали такую боль, словно наглотались битого
стекла. Сестры, охваченные ужасом, ждали, что с ними
будет дальше.
Глаза Мэгги сомкнулись, лицо прояснилось и навек
застыло. Яков уложил тело любимой на кровать и
накрыл белой простыней. Поцеловав ее в щеку, он
опустился на колени и положил голову на подушку
рядом с ее; его широкие плечи затряслись, и сестры
услышали, как король рыдает.
Остаток дня Яков провел рядом с телом Мэгги,
отказываясь от пищи и питья; никто не решался подойти
к нему...
Энн два дня недомогала; организм ее боролся с ядом.
Вечером, когда ей рассказали о горе, в котором
пребывает Яков, она поднялась с постели и на
дрожащих, подгибающихся ногах по темному коридору
347
прошла в комнату, где над телом Мэгги неусыпно
бодрствовал Яков.
Слезы подступили к глазам Энн при виде горя, в
котором пребывал этот сильный и властный человек.
Казалось, он не заметил девушку даже после того, как
она опустилась на колени рядом с ним. Веки у него
покраснели и распухли, лицо покрылось щетиной;
казалось, что он на грани помешательства.
—
Милорд! — тихо обратилась Энн.
—
Выйдите отсюда! Оставьте меня одного...
—
Не могу, сир. Я пришла, чтобы подготовить
Мэгги в последний путь.
—
Нет!
—
Сир, Мэгги опечалилась бы, увидев вас сейчас...
Неужели вы не любили ее, и поэтому лишаете права
быть погребенной, чтобы душа ее могла обрести покой?
Укор проник в сердце Якова, и он перевел свой
лихорадочный взгляд на Энн. Рука его выскользнула из
руки Мэгги, и король поднялся.
—
Что вы знаете о моей любви к ней! —
прорычал он. — Что вообще осталось хорошего в моей
жизни после того, как рука изверга похитила ее у меня?!
—
Да, сир, но как быть с Мэгги? Неужели вы
предоставите ее тело тлению на земле? Разве она
заслужила это? Мэгги ушла от нас, но она остается в
вашем сердце, милорд. Отдайте ей последнюю почесть!