его... Если бы... Бороздка на хмуром лбу Эндрю стала
еще глубже. Он до сих пор ни о чем не спросил Энн, ни
разу ее не обнял, не поцеловал. Как вообще можно
строить какие-то планы, если точно неизвестно, что у
нее на сердце?
Кэтрин в это время стояла перед громадным зеркалом,
но глаза ее неотрывно следили за отражением сестры.
Энн сидела перед собственным зеркалом, механически
расчесывая гребнем свои длинные черные волосы.
Кэтрин было видно, что мысли ее чем-то заняты и,
пожалуй, девушка могла предположить чем или кем.
Энн не хотелось ехать на этот вечер-фарс. Она
понимала, для чего все это затеяно. Формально — по
случаю коронации Якова и объявления о помолвке
168
одного из ближайших придворных с девушкой из
благородного
семейства.
Все
выглядело
благопристойно, если бы не сознание, что Кэтрин
появится на празднестве в роли жертвенного ягненка,
как вознаграждение одному из приспешников короля за
его верность. От этой мысли ей стало так дурно, что она
невольно отложила в сторону гребень. Энн поймала на
себе внимательный взгляд сестры и попыталась
улыбнуться ей, но безуспешно. Кэтрин подошла к ней.
—
Боже, Кэтрин, как ты можешь! Идти замуж за
мужчину, которого ты не любишь!
—
У меня нет выбора. Эрика сошлют, наше
состояние перейдет в чужие руки... А потом, это веление
короля.
—
Я не могу. — Лицо Энн посерело. — Не могу,
Кэтрин. Может быть, тебе сказать, что я почувствовала
себя плохо?
Кэтрин опустилась перед Энн на колени, поймав ее
руки.
—
Энн, послушай. Пока венчание не состоялось, у
нас остается надежда. Мы Мак-Леоды. Мы не можем
позволить, чтобы эти мужланы вытащили нас из дома
силой и затащили в церковь как последних трусих. У
нас своя гордость, и у нас еще жива надежда. Улыбайся,
смейся, танцуй... Играй свою игру, пока позволяет
время. И помни: пока мы не обвенчаны, надежда
остается. Кто знает, может быть, найдется способ
уклониться от этих браков. Тут потребуется смелость, а
ее у тебя в избытке, уж я-то знаю. А теперь продолжим.
Дадим им сражение, прежде чем сдаваться.
Энн пристально посмотрела на Кэтрин.
169
—
Кэтрин... а если... ты пойдешь замуж за
Донована?
—
Он, кажется, в этом уверен, — холодно сказала
Кэтрин. — Но я уже предупредила его: если меня
заставят сделать это, что ж!.. Всю жизнь ему придется
раскаиваться.
—
А как ты полагаешь, кто...
—
...Будет избран для тебя? Не знаю. — Кэтрин
встала и сделала несколько шагов по комнате. Стоя к
Энн спиной, она тихо заговорила: — Энн... у тебя есть,
кто мог бы стать твоим избранником?
Энн подумала об Эндрю. Да, сказала она себе, есть.
Но между ними — целый мир, и сама ее жизнь
окажется под угрозой, доверься она о нем хоть кому-
то... даже Кэтрин.
—
Почему ты об этом спрашиваешь? —
уклонилась она от ответа.
—
Это могло бы создать для тебя новые
сложности... Энн... будь осторожна.
Кэтрин повернулась, и с минуту они смотрели друг
другу в глаза.
Затем Энн улыбнулась:
—
Буду, Кэтрин. Буду.
Кэтрин вернулась к зеркалу и не без гордости
посмотрелась в него. На ней было не просто самое
дорогое, но и самое вызывающее платье, которое когда-
либо видел шотландский двор. Она усмехнулась,
представив, какое выражение появится на лице
Донована, когда он увидит, в каком платьице пришла на
бал его невеста. Это тебе еще одна пощечина, милый
Донован, подумала Кэтрин. И это не последнее, что
170
хранится у меня про запас. Во всяком случае, на твою
жизнь хватит.
Платье было закончено только сегодня, и во время
поездки за ним Кэтрин доверительно сказала Эндрю, что
наверняка за ней неотступно следят, на что Эндрю
сдержанно ответил:
—
Не сомневаюсь, что за вами наблюдают, леди
Кэтрин... Как и за всеми нами.
Платье стоило затраченных усилий: из шуршащего
черного шелка, с прямым корсажем и глубоким
декольте. Юбка вздымалась волнами, но в то же время
до самой талии шел разрез. Нижняя юбка была
пурпурного
цвета. Кэтрин
не стала надевать
драгоценности, ограничившись веточкой алмазов,
пришпиленной к шелку на груди. Она не сомневалась,
что сумеет привлечь к себе всеобщее внимание.