оглушительно хлопнув дверью. Сразу вслед за этим
191
послышался звук задвигаемого засова. Донован
довольно хмыкнул: леди Энн, оказывается, вовсе не
такая уж робкая, как полагает большинство знающих ее.
Улыбка сбежала с его лица, стоило ему повернуться к
двум оставшимся дверям. Одна в его комнату, а другая...
в комнату Кэтрин. Существовал вопрос, на который он
должен был немедленно получить ответ. Он прошел в
комнату, еще несколько минут назад принадлежавшую
Эндрю, и через нее — к смежной двери в спальню
Кэтрин. Донован колебался, но, в конце концов, он
просто должен был знать. Мак-Адам взялся за дверную
ручку и повернул ее. Дверь тихо открылась...
Кэтрин вернулась в спальню измученная и
потерянная. Не в ее бойцовском характере, было,
плакать, но слезы против воли подступили к глазам и
одна за другой сбегали по щекам. Лишь ощутив соленый
вкус на губах, она поняла, в чем дело.
Девушка резко смахнула слезы. Это он довел ее до
этого! Плакать из-за того, что он не читает ей любовные
сонеты! Мысль эта молнией пронзила ее.
Даже если ей придется склониться перед волей короля
и выйти замуж за Донована Мак-Адама, она не сдастся и
никогда не откроет свою душу этому наглому
победителю.
Ее собственные родители прожили вместе счастливую
жизнь, и Кэтрин была свидетельницей нежной связи,
которая скрепляла их союз. Неужели же ей и Энн
отказано в праве на счастье?
Вспомнив про Энн, она с беспокойством подумала,
что сестра может сломаться и зачахнуть под тяжелой
рукой бесчувственного мужа, которого вполне может
192
выбрать ей король. Если б ей удалось выручить хотя бы
Энн! Впрочем, мысли в голове у Кэтрин мешались и
голова отчаянно болела. Схватив со столика графин, она
налила себе еще кубок вина, уже явно лишний; затем
отшвырнула кубок, распустила волосы и расчесала их
так, чтобы они свободно спадали на плечи. Сняв с себя
платье, Кэтрин бросила его на ближайший стул. В
комнате было натоплено, вино разогрело кровь, и она не
стала надевать ночную рубашку. Отодвинув полог,
девушка бросилась на прохладные простыни, и ее
охватил глубокий сон; она не услышала, как отворилась
дверь и в комнату осторожно зашел Донован.
Открывшееся зрелище поразило его. Отсвет медленно
догорающего в камине огня и сияние полной луны,
смешиваясь, превращали тело Кэтрин в подобие
прекрасной скульптуры. Волосы ее переливались в
призрачном свете, пряди их падали на грудь, на руки,
плечи. Ноги были длинными и стройными, гармонично
сходившимися к стопам, а на изящном бедре безвольно
лежала рука. Другая рука была закинута под голову.
Губы, чувственные и припухлые, чуть шевелились от
дыхания; ресницы изящно чернели на лице. Не в силах
оторваться от этой сцены, Донован прошел через
комнату и остановился у кровати.
Огонь желания пробежал по жилам. Чего он ждет?
Что его может остановить? Она принадлежит ему,
такова воля короля. Почему же он не разбудит ее и не
возьмет? Нет, он был на это неспособен, а в оправдание
искал логические доводы. Он хотел получить в ее лице
жену, а не просто женщину. Когда они обвенчаются, она
сама придет к нему. Доновану не приходило в голову,
что это тоже своего рода изнасилование, потому что она
193
хотела не этого, желая любви... Однако сейчас, при
взгляде на нее, его наполняло неизъяснимое тепло и
сердце отчаянно стучало, млея от одной мысли, что
через какую-то пару недель он разделит с ней это ложе.
Он собирался уже выйти, но напоследок не мог не
коснуться Кэтрин.
Донован осторожно присел на край кровати, не желая
будить ее. Он понимал, что только выпитое вино —
причина того, что она до сих пор не почувствовала
присутствия постороннего и не проснулась. Мягким, как
дуновение ветерка, касанием он скользнул по
обнаженному бедру Кэтрин, пальцами охватил ее груди.
Наклонившись, Донован коснулся ртом ее губ и ощутил
вкус вина и мягкий аромат женщины.
Подразнив себя ощущением близости, он, когда
желание стало непереносимым, бесшумной тенью
выскользнул из комнаты, ни разу не оглянувшись.
Закрыв смежную дверь, он припал к ней, и только тут
заметил, что руки у него трясутся, как у начинающего