иную основу для своей семейной жизни.
241
Кэтрин проследила за Дженни, пересекающей зал, и с
ненавистью подумала, что той не составит труда снова
обольстить ее жениха. Вне всякого сомнения, Дженни
Грэй превосходна в постели; так пусть Донован и
отправляется с ней на все четыре стороны, а ее оставит в
покое. Кэтрин была бы только счастлива. В конце
концов, ей противно даже его прикосновение, объявила
она себе, упорно не желая слушать внутренний голос: ее
мечты разбиваются вдребезги, и все из-за мужчины,
который не питает к ней никаких чувств!
Энн, Кэтрин и Донован доехали до дома в тягостном
молчании. Энн ощущала враждебность будущих
супругов друг к другу и прекрасно понимала, в чем
дело. Но что она могла сделать? Утомленная вечером и
собственными мыслями, она торопливо удалилась в
свою комнату, оставив Кэтрин и Донована самих
разбираться между собой.
Кэтрин сорвала с плеч плащ и швырнула его на
спинку кресла, чувствуя, что Донован следит за ней.
Появились слуги; он резко приказал принести вина и
отправляться спать. Сжавшись от страха, слуга принес
требуемое и ретировался из комнаты. Кэтрин покачала
головой:
—
Мы, наверное, будем самой несчастной
семейной парой во всей Шотландии. — Она
улыбнулась себе. — Я пошла.
Донован, уже наливший два кубка, протянул один
Кэтрин, но та отрицательно качнула головой и
направилась к лестнице.
—
Вам придется погодить, сударыня. Я не желаю
пить один, и мне нужно сказать вам кое-что.
242
— Если речь идет о вашей связи с леди Грэй, не
стоит беспокоиться. Я уже знаю все, что хотела знать.
—
Дворцовые сплетни далеко не всегда верный
источник сведений, — усмехнулся Донован, присев на
корточки у пылающего камина и потягивая вино. — И
кто же, позвольте спросить, позаботился просветить
вас?
—
Это не имеет значения.
—
Совершенно верно, не имеет. Я собирался
говорить совсем не о леди Грэй.
—
Еще бы! Думаю, не вполне удобно обсуждать с
невестой свои похождения с любовницей.
—
Что за бес в вас вселился, миледи? Не язык, а
колючка. Уж не ревность ли это?
—
Надменный глупец! Чтобы ревновать, надо
любить. Зачем тебе свадьба со мной, когда на глазах у
всего двора ты амурничаешь с этой проходимкой.
Почему бы тебе не отправиться к ней в постель и не
оставить меня в покое?
—
«Проходимка»! — расхохотался Донован. — С
твоей красотой ты могла бы быть и более
великодушной.
—
Красота тут ни при чем. Я придаю достаточно
большое
значение
своему
положению
и
незапятнанности своего имени, чтобы позволять валять
его в грязи потому, что какому-то мужлану взбрело в
голову порезвиться с этой... этой...
Кэтрин задохнулась, не в силах подобрать нужное
слово.
—
Однако, — хладнокровно парировал Мак-Адам,
— именно ты объявила, что будешь изменять мне при
каждой возможности. Не твои ли это слова, что все дети
243
от нашего брака будут ублюдками? Уж не думаешь ли
ты, что я позволю все, чего достиг в своей жизни,
пустить на ветер и мое имя извалять в грязи?
—
Итак, я должна стать верной и послушной
женой, спокойно взирающей на то, как мой муж
распускает перья перед любовницей.
—
Дженни мне не любовница... пока что.
—
Если это угроза, то берегитесь, милорд.
Донован шагнул к столу и поставил на него кубок,
затем медленно подошел к невесте, которая неподвижно
стояла, с вызовом встречая его взгляд: если он
рассчитывает запугать ее, то тут он ошибся. Кэтрин
была не из тех женщин, чью смелость так легко
сломить.
—
Твоя семья, твое имя, твое достоинство — вот
три вещи, Кэтрин, которые тебе дороже всего.
—
Да, поскольку всего остального ты и король нас
лишили, оставив вещи, которые ты так небрежно назвал.
—
Не заключить ли нам сделку, Кэтрин?
—
Сделку! Я однажды уже надеялась заключить с
тобой сделку, но в ответ получила лишь одни унижения.
Почему я должна поверить тебе?
—
Потому что в доме должен царить мир. И ты, и я
можем быть недовольны чем-то друг в друге, но
слишком многое поставлено на карту, чтобы позволить
этой войне продолжаться и дальше.