– Привет, – сказала десятиклассница, обнажая в улыбке свои белоснежные зубы, – ты будешь освещать меня сегодня?
Я мысленно хлопнул себя по лбу. Как я мог забыть, что сегодня еще одна репетиция, и мы все равно увидимся, даже если не встретимся на перемене.
– А сегодня Пасха? – отшутился я. – Ты не очень похожа на кулич.
– Причем тут кулич?
Я занервничал. Шутка провалилась, а, значит, я сложил о себе первое впечатление человека с плохим чувством юмора.
– Ну, ты хочешь, чтобы я тебя освятил. Сегодня не Пасха, ты не кулич, а я не батюшка.
Она рассмеялась, и я сразу успокоился.
– Ах, ты об этом! «Освещать» от слова «свет».
– Серьезно? – с сарказмом подметил я.
– Мне нравится, когда я знаю, что на меня пристально смотрит, как минимум, один человек из зала, хоть это и его обязанность.
– Да я понял, что ты о моем прожекторе. Конечно, встретимся в актовом зале.
Прозвенел звонок, и я быстро побежал в класс, слыша сзади цоканье ее каблуков. Когда я сел за парту, у меня еще тряслись колени.
– Ты что-то принял? – удивилась моя подруга-соседка, заглядывая мне прямо в лицо. – Все утро брови сводил в раздумьях, а теперь сияешь, как будто внутри тебя какое-то незаконное вещество.
– Можно и так сказать. Внутри меня появилось что-то новое…
– У тебя тоже пошли первые месячные? – шепотом спросила соседка.
Мы вместе рассмеялись, благодаря чему вопрос о перемене моего настроения снялся как бы сам собой, чему я был несказанно рад.
На всех парах я помчался в актовый зал, когда кончились уроки, и стал ждать. Все участники концерта сидели за кулисами, а я был в зрительном зале, поэтому увидеть свою первую возлюбленную не мог. Без особого энтузиазма мне пришлось наблюдать все предшествующие ей номера, пока я своей рукой не дал команду на запуск музыки и не включил прожектор.
Затаив дыхание, я освещал мою танцовщицу. Я следил за каждым движением изгибов ее грациозного женского тела, смотрел, как развеваются волосы и с каждой секундой все сильнее понимал, что люблю эту женщину. Да, так просто после второго дня созерцания танца я был готов сказать слово «люблю». Когда репетиция номера кончилась, танцовщица снова подсела ко мне, как и вчера. Она не переодевалась, поэтому сидела рядом со мной, красуясь высочайшим процентом совершенно открытых участков тела.
В этот раз я улыбнулся, но так же продолжил заниматься организацией концерта, как и в тот раз. Пока на сцене исполнялась хоровая песня, мне не нужно было производить никаких действий, поэтому я оказался свободен.
– Тебе нравится мой танец? – спросила девушка, заметив это.
Уже второй раз мне показалось или хотелось видеть, будто она со мной заигрывает.
– Очень. Так как я раньше никогда не видел его исполнение, то не знаю, насколько он красив на самом деле.
– Ты меня обижаешь: я занимаюсь этим с детства.
– А я вот этим, – как бы между делом сказал я, передвинув ползунки на микшере.
Несчастный хор оборвался, и в зале зазвенела тишина. Тут же я вернул звук на место и мы вдвоем ехидно захихикали. Через минуты полторы я спросил:
– Как тебя зовут?
– Кристина. А тебя?
– Наполеон, – ответил я, как всегда ожидая неадекватной реакции.
– Тогда я Жозефина! – засмеялась девушка в ответ.
– Эм… А с чего это ты позиционируешь себя с моей женой? – пошутил я, после чего посмотрел на сцену, как ни в чем ни бывало. – Я серьезно, – добавил я без улыбки, – меня зовут Наполеон. Могу завтра принести свидетельство о рождении, если не веришь.
Кристина недоверчиво смотрела на меня. Я достал из портфеля дневник и открыл его на первой странице, там, где было мое имя.
– Так странно, – пробормотала она, – почему?
Я протянул ей руку и спросил:
– Не замечаешь ничего необычного?
Кристина прикоснулась к моей ладони, от чего у меня по телу побежали мурашки. Это был наш первый телесный контакт.
– У тебя они такие… странные.
– Одинаковые. Как у Бонапарта. Я ответил на твой вопрос?
Кристина подняла глаза и как-то своеобразно посмотрела на меня. Я не мог сказать, какие эмоции были в этом взгляде, но меня он сводил с ума. Я перехватил ладонь и пожал ее.