- Да уж! Этот образец – сомнительный спаситель!
14. Неважный психолог
- Вы же понимаете, что его нельзя отправлять к Туру?! – заскулил Мелин. – Он же легко может переметнуться на его сторону и придет со своим оружием уже по наши души.
- Успокойтесь, товарищ Советник! – Решительно сказал капитан. - Здесь «бабушка надвое сказала». Может и переметнется, а может быть и нет. Другого варианта у нас все равно нет. К тому же я думаю, мы сможем все-таки им манипулировать в нашу пользу.
- Каким же образом? – поинтересовался Вернадский.
- Доверьтесь мне! Все-таки в военной академии я был одним из лучших на психологическом курсе. – Ответил капитан и посмотрел в сторону входа на капитанский мостик.
В проеме появились Савелий и Кум. Техник вытянулся по стойке «смирно», а боец лишь огляделся по сторонам, оценивая внутреннее убранство мостика, и приветственно кивнул головой присутствующим.
- Проходите, товарищи! Не стесняйтесь. Располагайтесь! – Немного фальшиво, но добродушно сказал капитан и обратился к солдату. – Вы, я так понимаю, товарищ Савелий Плетнев?
- Так точно! – твердо и даже немного грубо произнес боец. - Можно просто Савелий.
- Очень приятно! Позвольте представиться. Я капитан межгалактического боевого крейсера Смирнов, а это Советник 1-го ранга Михаил Сергеевич Вернадский и Советник 2-го ранга Александр Семенович Мелин. Вы уж нас простите, что мы выдернули Вас из вашего времени и теперь хотим использовать здесь на свое усмотрение. Но вы нам жизнью обязаны, ведь образцы мы собираем за секунду до гибели. И если бы не мы то Вы…
- Оставьте эту лирику, товарищ капитан! – оборвал Смирнова на полуслове Савелий и более чем уверенно заявил. – Я все прекрасно понимаю, что здесь происходит и с кем идет война. Кум мне все уже подробно рассказал. Так что давайте ближе к делу. Какой приказ я должен выполнить.
Капитан даже замялся и немного отстранился, не ожидая такого напора от подопечного. Он сразу оценил, что этот воин – крепкий орешек и с ним шутки плохи. Потому стал стараться говорить, как есть, на чистоту, но все равно порой съезжал на патетику:
- Хорошо, Савелий! Значит Вы в курсе, что Советник 3-го ранга Туроркур изменил присяге ОМС и нацелил дронов против людей. Я даже подчеркиваю русскоговорящих людей. То есть все мы являемся вашими потомками. Если Туру получится уничтожить нас – то к власти придут Глизеанцы и поработят все русское человечество. Вы ведь тоже русский человек и должны понимать все последствия этого обстоятельства. Мы хотим отправить Вас и Кума к Туру, чтобы Вы обезвредили его и спасли нас и все мировое человечество от рабства.
Савелий наморщил лоб и смотрел с легким недоумением на капитана, удивляясь, с какой пылкостью и пафосом он говорит. Его слова казались полным бредом, и солдат еле сдерживался, чтобы не сорваться и не рассмеяться. И он уже хотел было согласиться со всеми возложенными на него задачами по спасению человечества, но следующие слова капитана, чуть не испортили все дело и не возымели обратный эффект.
- Я верю в Вас и в ваши добрые помыслы! Никто кроме Вас не сможет справиться с этим заданием. Вы наша последняя надежда. Вы наш спаситель! Ваша мама гордилась бы Вами…
Солдат, вдруг изменился в лице и злобным взглядом вперился в глаза капитана. Он никого в жизни не уважал, кроме своей матери. И если кто-то в любом виде упоминал о ней – то Савелий становился сам не свой и мог наказать этого человека, на всю жизнь, сделав его калекой или просто на просто пристрелить. Савелий уже давно не вспоминал о маме и на него нахлынули приятные воспоминания из далекого детства. От чего он прикрыл глаза и впал в состояние легкого транса. На миг всё убранство мостика исчезло, а слова капитана улетучились и звучали еле слышным фоном. Ему привиделась картина: как мама учит его кататься верхом на лошади, когда ему было еще около десяти лет; как она учила его плавать в реке; как они играли и брызгались, в переливающейся солнечными лучами воде; как они вместе кушали на берегу вареную картошку и запивали парным молоком из крынки; как носились, смеясь, по полю вдвоем и ловили прыгающих кузнечиков и тому подобное. Все эти воспоминания были единственной доброй памятью во всей его жизни. Потому он очень берег их и хранил где-то очень далеко, в самой глубине души как самое драгоценное сокровище, которое у него было. И никогда и никому не рассказывал о них, потому за последние тридцать лет сам забыл о своей тайне и не доставал ее из своего тайника. Но почему-то именно сейчас они сами всплыли на поверхность его сознания и закружились хороводом в его голове. Наконец, ему привиделось лицо матери: все заплаканное, расстроенное, уставшее, с растрепанными волосами. Она как будто звала его к себе и не хотела отпускать от себя; слезы еще больше текли из ее глаз. А он отдалялся от нее все дальше и дальше, дальше и дальше. Именно такой Савелий видел ее в последний раз, когда уходил добровольцем в деникиновскую белую армию. Он обещал ей, что вернется и все будет хорошо. Но тот Савелий умер навсегда и больше никогда не приезжал и даже не писал писем матери. Он не хотел, чтобы мать узнала, в какое чудовище превратился ее сын. Поэтому, когда он получил от нее очередное письмо с просьбой рассказать ей о себе и о своих подвигах на фронте – то попросил в канцелярии штаба, уже находясь в Красной армии, отправить ей похоронку на него.