Молодой парень лет двадцати двух в тёмной ветровке и потёртых синих джинсах стоял, прижавшись спиной к дверце припаркованной чёрной иномарки. Таращился в экран смартфона. Завидев бодро шагающую по тротуару, светловолосую девушку в алой курточке, внезапно оживился. В глазах его зажёгся блеск интереса и любования.
— О, красавица! — воскликнул он. — Спешишь куда-то? А я, между прочим, не первый раз тебя тут замечаю! Такую попробуй не заметить. Как тебя зовут?..
Пересветов развернулся в теле девочки, устремив свой подозрительно-вопросительный взгляд её глазами к этому парню: «чего хотел?»
Незнакомец с улыбкой постучал ладонью по дверце машины.
— Подвезти? Рюкзак вижу тяжелый.
— Я тебя так подвезу! — заявил Пересветов в ответ. — Подвезу в тюрьму на столько лет, сколько мне сейчас есть! Если ещё раз взглянешь. Понял?
— Ого! — усмехнулся тот, выкатив глаза с возросшим интересом. — Я же не в том смысле!..
— Вижу я, в каком! УКа учи! — прибавил Пересветов. — Дай-ка я тебя засниму, чтобы показать моему дяде, подполковнику полиции Пересветову. Все мозги прочистят зэки в СИЗО такому милому парню за три дня!.. — Пересветов достал девичьей ручкой из кармана джинсов мобильник, но ошеломлённый парень скрылся в машине от греха подальше и захлопнул дверцу. — Катись отсюда! А если ещё раз увижу!.. — Вспыхнул как факел Пересветов и направился дальше по улице. Топ-топ, шагал стремительными девичьими ножками, оборачиваясь и провожая машину подозрительного типа пристальным взглядом. — Ишь ты! Подвезу! Я тебя, шакала, так подвезу!.. Ишь, подвозильщик!..
Между тем, тело Насти встряхивало от дрожи и перенапряжения. Уши горели, глаза пощипывали, слезились и, гонимая взволнованным сердцем кровь стучала в висках. Организм девочки острее, чем ожидалось, среагировал на минувший всплеск норадреналина, инициированный сознательными действиями Пересветова. В обычной жизни, вероятно, её реакции были иными. Понемногу организм девочки успокоился, а Пересветов понял, что шквалом эмоций здесь будет бить неслабо по каждой ерунде. Впечатлительная девочка, эмоциональная, экспрессивная.
Вскоре Пересветов остановился напротив старой церквушки, как будто пытавшейся примирить собой высокие новостройки и советские пятиэтажки, раскинувшиеся по разные стороны, как от неё, так и от большой проезжей части.
«Эврика!.. А ну-ка к батюшке зайдём, Настюшка! Мало ли»
В церквушке стояла тихая, мрачная, покойная тишина. Стук каблуков ботильонов о плитки пола разносился далеко, высоко, отражался от стен и разбегался затухающими волнами в пространстве обширной господней обители.
Церквушка оказалась не такой уж захолустной, как могло показаться снаружи. В мягком свете зажжённых лампадок и свечей сияла прекрасная, роспись в позолоте витиеватых узоров. С красочных икон взирали на грешников печально-меланхоличные или назидательно-призывающие взгляды святых. За богатым убранством алтаря раскинулось зарево множества свечей. Всё такое красивое, таинственное, торжественно-стильное! Теперь, наблюдая с восторгом всё это ритуальное великолепие, Пересветов поймал себя на той мысли, что никогда прежде не восторгался церквями. Видимо, девочка, тело которой он занимал в данную минуту, творческая, а её мозг любит и отслеживает элементы изобразительного искусства.
Батюшки в церкви не наблюдалось. Несколько старушек в цветастых платках шептались между собой или просто отшибали поклоны Николаю Угоднику.
Внимание Пересветова привлекло мелкое подобие киоска, где старушка — в синей спецовке поверх платья и с замотанным на голове серым платком — торговала церковными безделушками, цепочками, крестиками.
— Настя! — Старушка радостно поприветствовала девочку, с ловкостью фокусника извлекла откуда-то очки с толстыми линзами и надела. — Не видела тебя с похорон. М-м… — исправилась она мигом, — с церемонии прощания. Уж месяца два прошло. Ты пришла за папу помолиться?.. Как у вас с мамой? Всё нормально?