- Надо же! – в голосе Риссы слышится изумление. – Я и не думала, что они еще остались здесь.
- Что это было? Что я видела?
- Это дримера, оживший сон. Когда-то их, светлых или тревожных, могли создавать люди и отправляли сюда, на остров, чтобы Смотритель знал, чем наполнена жизнь вверенных ему людей. Но потом, когда повсеместно стали разрушать храмы Сомнии и жриц изгнали далеко на север, дримеры исчезли. Так что ты видела чей-то чужой сон.
- Кошмарный сон, - передергиваюсь я.
- Что поделать, - спокойно отвечает Рисса, - такое сейчас время. – Пойдем, пора!
В дорогу мне вновь дают плащ, на этот раз женский, суконный, но с мягкой бархатной подкладкой. Еще Рисса вручает мне длинный шарф, я наматываю его на шею, а она, недовольно покачав головой, вытягивает кусок и набрасывает мне на волосы. Что ж, в иномирье свои порядки, и я буду их соблюдать.
Отплываем мы рано утром, еще видны на светлеющем небе бледные лунные диски, при виде которых мне упорно хочется потереть глаза и убедиться, что это – не галлюцинации. От вчерашнего ливня и следа не осталось, небо ясное, с легкими росчерками облаков, но, как я уже поняла, погода здесь крайне неустойчивая.
Капитан покрикивает на матросов, разматывающих паруса. Мне доводилось путешествовать на парусной яхте, но сейчас впечатление совсем иное. Мне кажется, что вот-вот раздастся бравурная музыка и на палубу выскочат лихие статисты-пираты с попугаями на плечах и черными повязками на глазу. Но нет, ничего подобного.
Дэгу отводит меня в каюту, темную и тесную, но все необходимое для пути здесь есть. Меня не запирают, да и куда я денусь с корабля в открытом море! На палубу я выхожу редко, чтобы освежиться, и стараюсь ни с кем не сталкиваться. Под мерный плеск волн за бортом я пытаюсь собрать воедино все, что успела узнать об иномирье.
Мужчины здесь носят длинные волосы, а женщины обязаны убирать волосы под платок. Еще все носят украшения на шее: у Риссы – белая жемчужина на простой нитке, у Дэгу – золотое солнце, у Спинни – хрустальная звезда на тонкой серебряной цепочке. У матросов, большей частью, простые деревянные фигурки на шнурках: зверьки, рыбы, якоря, но есть и те, у кого золотые цепочки. Ценное наблюдение, Селина, но что оно дает? Только то, что я со своим аквамарином и кулоном стихий вполне вписываюсь в местную моду, хотя оба украшения я прячу под платьем, на всякий случай.
Еще, как я понимаю, здесь переходный этап развития. Старые боги свергнуты: Смотрители и лунная богиня, забыла ее имя. Новых объектов для поклонения пока не появилось, и люди просто чтут стихии сами по себе. Перед отплытием на берегу вознесли молитву-обращение к попутному ветру, а за борт капитан вылил бочонок вина, задабривая море.
Что еще? Здесь одно солнце, чуть больше, чем земное, и три луны, с появлением последней и начались всякие стихийные неприятности. А еще точка отсчета совпадает со временем, когда там, в нашем мире, на Бату вернулись мои родители и участились визиты Абу-Анги. Если связать все воедино, выходит, что родители здесь побывали и каким-то образом сбежали. От катастроф ли или еще от чего? А еще здесь раньше оживали сны и превращались в странных летающих существ, одно из которых явилось мне на берегу.
Но самым главным знанием становится не открытие о внешнем мире, а то, что я, оказывается, все-таки чего-то стою. Конечно, время от времени на меня накатывает и паника, и отчаяние, и раскаяние. Но я быстро привожу себя в чувство и ищу возможность переключиться. Составляю планы: поговорить с князем, увидеться с боксером-охранником. А там посмотрим.
Как только я себя хвалю, судьба подкидывает мне новое испытание: к вечеру первого дня пути корабль начинает бешено раскачиваться так, что я слетаю с гамака, а за стеной раздаются жуткие крики. Я выскакиваю на палубу и вижу, что матросы столпились по левому борту и показывают пальцами куда-то в небо. А в небе…господи ты, боже мой! Там распускается черный цветок. Из маленькой точки выбрасывает лепестки, скручивается, растет, и черное колышущееся покрывало постепенно занимает весь небосклон. Зрелище завораживающе красивое и, в то же время, от него ползут по спине мурашки. Страх.
Сейчас эта красота коснется своим крылом-лепестком корабля, и планов мне больше строить не придется. Черное марево приближается, и тогда я поднимаю руку и призываю ветер. Как в детстве, когда я еще верила в свою сказку. С двух сторон к черному цветку подкрадываются белые змеи, и начинают рвать его на части. Покрывало трепещет, выбрасывая все новые лепестки, но постепенно теряет силу, и как будто втягивается само в себя, пока не исчезает совсем. Ветер стихает, море успокаивается, и вновь раздаются крики, на этот раз ликующие.