- Ты видел, видел! Мы избежали бабочки! А я уже…
У меня кружится голова. Наверное, я бы упала, если бы меня не подхватил Дэгу, приближения которого я не заметила. Он крепко придерживает меня за плечи, долго всматривается в мое лицо, а потом переводит взгляд ниже, где сквозь ткань платья проступает переливчатое сияние амулета, и я только сейчас понимаю, что холод, пронизывающий меня до костей, исходит от украшения.
- Я не знаю, как ты это сделала, но – спасибо! Черная бабочка – последнее зрелище, которое человек видит в своей жизни, от нее еще никто не уходил живым!
- Что это было?
- Одно из темных порождений воздушной стихии. Если от остальных нам достаются временами обычные беды: наводнения или пожары, то воздух наполнен подобными ужасами. Не знаю уж, что они из себя представляют: духи ли это или просто природные явления.
- И они тоже появились после третьей луны? Когда исчезли Смотрители?
- Да.
Дэгу еще раз сжимает мои плечи, а потом поправляет шарф так, чтобы он закрывал свет амулета.
- Не показывай это никому, - тихо говорит он. – Кажется, теперь я понимаю, почему князь Сивинд требует доставлять всех прибывших к себе. Все это время он ждет. Ждет того, кто сможет одолеть ветер…
Вечером матросы, за исключением вахтенных, устраивают пирушку. Тем, кто только что видел свою смерть, жизнь кажется еще краше, и всю ночь на палубе не смолкают веселые песни и разговоры. Мне тоже вместе с ужином приносят вина, но пить его я не решаюсь. Я не из тех, для кого вино является спасительным средством от любых невзгод, будь то сердечная рана или желание забыть об увиденном ужасе.
Амулет давно перестал холодить кожу, сияние померкло, а я все думаю. Что же я сделала, и я ли? Не могу закрыть глаза, тогда сразу снова распускается черный цветок, или бабочка, как его называют. Во мне пробуждается что-то странное, пока это лишь легкое покалывание на кончиках пальцев или замирание в груди, как бывает, когда сильно раскачиваешься на качелях. Но я чувствую, что это нечто набирает силу. Я пробудила в себе что-то, когда бездумно защищалась от неминуемой гибели. И сегодня мне страшно, как никогда, потому что самый сильный страх – перед неизвестностью.
Заснуть мне так и не удается, и не пьяные вопли матросов тому виной. Я чувствую, что во сне я не справлюсь с тем, чему открыла двери. Не будет больше упоения полетом, будет битва, к которой я не готова. Так что утро я встречаю с облегчением: под ярким солнечным светом ночные кошмары рассеиваются и теряют свою власть над измученным воображением.
Я замечаю, что, стоит мне выйти на палубу, как неподалеку оказывается Дэгу. Не приближается, чтобы не дать мне возможность завести беседу, но перемещается так, что я все время оказываюсь в поле его зрения. За кого он беспокоится: за меня или за людей, рядом с которыми я оказалась? А вдруг я вздумаю сейчас поднять руку и наслать на корабль бурю? Глупо, конечно, но ощущать себя ходячей опасностью – ощущение малоприятное.
Но день проходит тихо. Море, задобренное вином, послушно расступается под острым килем, а попутный ветер туго надувает паруса. За ужином я даже решаюсь выпить вина, которое вновь красуется на подносе, и легкий хмель позволяет мне уснуть. Но вновь слышны крики, и я опять, не сообразив, вскакиваю и выпадаю из гамака, пребольно ударившись коленями об пол. Неужели?!
Нет, на этот раз иномирье решило испытать мое хладнокровие иным способом: на палубу выкатывают пушки, которых я и не замечала, матросы разбирают сабли (или мечи?), а на горизонте мчится нам наперерез корабль с черными парусами. Ну что, Селина, не только здешние жители – мастера воплощать свои видения? Ты ведь думала про пиратов, на, получай! Дэгу вновь вырастает рядом, впихивает меня обратно в каюту и кричит:
- Сиди здесь и носа не высовывай, понятно? Селина, ты поняла меня?
Я киваю, а он добавляет:
- И не вздумай, как вчера, слышишь… Иначе всем нам тут не сдобровать.