Даже охлажденное вино, которое подносит мне Сивинд, не помогает мне справиться с дрожью.
- Похитить? Или…уничтожить?
Князь кусает губы, но мы оба понимаем, что скрывать истину не удастся, какой бы неприглядной она не была.
- В том-то и дело, - тихо говорит он, - что пока не очень ясно. В первый раз повозку просто расстреляли в упор, изрешетили практически. Если бы ты была внутри и если бы твоя смелая служанка не затеяла флирт с возницей, перебравшись к нему на козлы…Шансов уцелеть практически бы не было. А вот во второй раз, через пару дней, нападение было спланировано так, чтобы похитить тебя. Такое впечатление, что действуют два разных отряда, не подозревающих о существовании друг друга.
Теперь мне понятны странные, поспешно затертые зазубрины на досках кибитки: следы многочисленных стрел. И то, что Ани почему-то все стены изнутри завесили расшитыми шалями. И металлические пластины вместо занавесей на окнах…
- И что теперь?
До столицы Мазе нас будет сопровождать внушительная вереница местной стражи, так что о безопасности беспокоиться не стоит. Но я все равно продолжу путь не в кибитке, а в наспех сооруженном из княжеского шатра паланкине, укрепленного на спинах двух лошадей. Я бы предпочла ехать верхом, но князь перестраховывается. Уже решено, что после минимального пребывания в Мазе мы разделимся. Караван, как и прежде, двинется к морю, со «мной» в кибитке, а настоящая я, с маленькой группой охраны, будем добираться до побережья другим путем. Так князь надеется обмануть нападавших и выяснить, кто стоит за всем этим, а также уберечь меня.
Одно дело – случайности в дороге, другое – целенаправленное преследование. Могу только порадоваться, что не стала свидетелем нападения, и пока мой мозг отказывается верить в потенциальную угрозу. А ведь Ани что-то там такое взахлеб рассказывала накануне, но я настолько выключилась от усталости, что пропустила мимо ушей ее пламенную речь. Теперь вот и не знаю, стоит ли дергать ее расспросами или нет. По крайней мере, факт, что возница совершенно по-геройски сгреб ее в объятия и бросился с телеги под укрытие колес, не только спас ее от смерти, но и привел к тому, что в караване они официально объявлены нареченными и уже успели обменяться ожерельями.
Когда Сивинд излагает мне свои намерения, я решаюсь выяснить еще ряд вопросов, раз уж вытянула из него обещание говорить без утайки. Во-первых, меня беспокоит предстоящая роль подставной невесты. Понятно, что главная цель визита в Мазе – налаживание торговых и дипломатических связей, но как быть со вторым пунктом программы? Во-вторых, я твердо намерена выяснить, почему он препятствовал моему общению с Дианой, теперь, когда мне известно, кто она и откуда. В-третьих, что сейчас, пожалуй, самое важное, я беспокоюсь о Дирке. Как я понимаю, с отцом он еще не разговаривал, и князь уверен, что о его темном прошлом известно только мне.
- Дирк был со мной в галерее, - осторожно начинаю я.
Князь бледнеет и встряхивает меня за плечи:
- Зачем? С ним все в порядке? Как он пережил, ведь он…
- Там…все изменилось. Если я правильно поняла, барельефы созданы из частичек изначальных стихий и должны открываться, лишь вступая во взаимодействие с внутренней силой смотрящего. Но, видимо, что-то нарушилось. Они застыли и не меняются. Так что никакого влияния на Дирка они, к счастью, не оказали. Стихийного влияния, - уточняю я.
- Но?
Неужели сам не догадается? Сивинд мрачнеет еще больше.
- Дирк знает…, - тихо говорит он.
- Да, и, как Вы понимаете, он сбит с толку. Вы – его кумир, пример для подражания, не говоря уже о том, что он просто очень вас любит. И сейчас ему сложно понять, как себя вести. Он еще до этого обмолвился… Простите, я невольно узнала еще одну вашу тайну, ну, что он, что он Вам…
- Приемный, - подсказывает князь.
- В общем, да.
- Его мать была первой женщиной, попавшей на остров из твоего мира. Тогда я еще жил на острове, потихоньку собирая людей и формируя флот. На побережье еще шла жуткая война. Женщина умерла при родах, и ребенка я забрал себе. Так что в княжестве я официально считался вдовцом, а Дирк – моим кровным сыном. Но для меня он – родной, и неважно, что не по крови. Я тогда был очень одинок и…опустошен своими потерями. Забота о Дирке вернула мне смысл жизни, и я не знаю, можно ли любить ребенка больше. Для меня нет разницы между ним и моей младшей дочерью…