Дэгу вдруг перекатывается на бок, вставая, нависает над кроватью, подгребает меня под себя вместе с плащом, и шепчет, опаляя лицо жарким дыханием:
- Мечты, Селина? Что ты хочешь услышать, спрашивая об этом? Я пытаюсь представить свою жизнь после того, как мой мир рухнет, понимаешь? Весь мир будет торжествовать, что стихия успокоится, а я буду знать, что в этом новом, безопасном мире нет главного для меня! Потому что цена безопасности мира – твой уход из него! Вот я и сказал! Тебе станет легче от этого признания? Нам обоим станет легче?
Если можно почувствовать чужую боль и отчаяние, то сейчас именно она скручивает меня в узел. Дэгу все сильнее вдавливает меня в кровать, а я не могу найти слов, чтобы… Чтобы что? Извиниться? Решиться на ответное признание? Мы все равно ничего не изменим, а рисковать, как отец, забирая маму, я не смогу. Слишком много поставлено на кон. И тогда я просто делаю то, что зависит не от вихря обстоятельств, закружившего нас, а только от меня. Я просто обнимаю Дэгу за шею и притягиваю его к себе.
И на этот раз мне удалось пробить брешь в его неуязвимости. Дэгу крепко целует меня, выпуская на волю чувства, которым так долго противился. Сладкие долгожданные поцелуи, приправленные горечью безысходности, ожидающей нас. Но ночь, как всегда, покровительствует отчаянным сердцам, позволяя окунуться в водоворот страстей, не раздумывая о грядущем. Наши объятия становятся все теснее, все жарче. Я выгибаюсь навстречу его ласкам, отпуская страхи и сомнения, просто растворяясь в блаженстве.
Но все же, неимоверным усилием воли, Дэгу отстраняется, покрывает быстрыми поцелуями мои виски, губы, щеки и шепчет:
- Нет, Селина, нет. Я не могу! Это неправильно!
Что неправильно, что? Но не мне же, девушке свободного двадцать первого века, спорить со средневековым рыцарем о понятиях чести! Дэгу в последний раз приникает ко мне жадным поцелуем, а потом, укутывая в плащ, как в смирительную рубашку, укладывается рядом, положив свою тяжелую руку поверх меня.
- Я люблю тебя, - проникает сквозь завесу моих волос его шепот, - но к утру нам придется забыть об этих словах.
Я молчу, глотая слезы. И мы долго еще лежим, обнявшись, слушая, как успокаиваются наши встревоженные порывом сердца. Забыть? Нет…невозможно. Все знают, что сильнее всего врезается в память то, что так и не сбылось. И не сбудется, как в нашем случае.
А утром Дэгу уже нет, лишь вмятина на подушке рядом. Я обнимаю эту подушку, вдыхая терпковатый мускусный запах. Что мне делать теперь? Дэгу прав, никому не станет легче. Выход прост – избежать утренних взглядов, спрятаться за суетой повседневности, но все же я злюсь за то, что он бросил меня одну. Неутоленное желание, и душевное, и телесное, трансформируется в презрительную горечь. Разве он имел право уйти, пусть не как влюбленный, но как стражник, которому вверена моя судьба?
Впрочем, о последнем я волнуюсь напрасно, потому что, выходя из комнаты, сразу спотыкаюсь о длинные ноги Дирка, который расселся прямо на полу у моих дверей.
- Вот это ты спишь! – говорит он. – Я уже все себе отсидел!
- Что ты тут делаешь?
- Известно что, тебя сторожу!
- А…Дэгу?
От Дирка не укрывается предательская дрожь в моем голосе. Закинув голову так, что отросшие волосы блестящим покрывалом стекают по плечам, он долго всматривается в мое растерянное лицо, но от комментариев, слава богу, воздерживается. Поднимается, отряхиваясь, принимает из моих рук плащ и осторожно ведет вниз.
- Дэгу пошел сговариваться насчет обмена, пока дождь перестал. Повозку на лодку. Если не уплывем сегодня, можем надолго застрять. А нам, сама знаешь, три дня наперед надо соблюдать.
Три дня наперед – потому что с таким временным разрывом движется за нами караван Сивинда с лже-княжной. Дирк ведет меня к причалу, где ютятся разномастные лодочки и снуют местные рыбаки. При виде Дэгу мое бедное сердце делает двойной прыжок с переворотом, но я заставляю себя сдерживаться. Что уж теперь?
После яростного, но недолгого торга, мы перебираемся в просторную лодку, выкрашенную в темно-зеленый цвет. Наш скарб остается в повозке, к радости ее нового хозяина. Думаю, именно это и поспособствовало сделке. По реке стелется утренний туман, в воздухе висит морось, и на моих волосах мгновенно оседаю крошечные водные бисеринки, а плащ тяжелеет, грузом давя на плечи. Теперь мы движемся налегке, в легенде почти нет необходимости. Впереди ждет протока, которой редко пользуются, в отличие от основного русла, вряд ли там найдутся любопытствующие.