Мы стоим на причале, пока Ринадо разговаривает с Акве возле своего дома. Честно, после вчерашнего я не ожидала ее увидеть, но не мне решать. Я нетерпеливо тереблю шнур, на котором подвешен кошелек, и вдруг вспоминаю про письмо! Так и есть, ни монет, ни жемчуг не пострадали от проникновения в кошелек влаги, флакон с зельем в металлической оплетке уцелел после моего отчаянного рывка ползком по камням, а вот письмо размокло, чернила расплылись – ни единого слова не разобрать. Досадую на саму себя за то, что не хватило ума упрятать его надежнее, но теперь-то что!
Дирк топчется в нетерпении, баюкая сломанную руку, надежно укрепленную в повязке. Дэгу пристально вглядывается вдаль, где протока поворачивает на север. Я чищу кошелек от налипших кусочков письма. А Ринадо все о чем-то говорит с Акве. Наконец, и он подходит, а Акве остается стоять, опираясь на раскрытую дверь его дома.
- Что-то решили? – в конце концов, на правах родственницы, я имею право задавать неудобные вопросы.
- Я еду с вами, - отвечает Ринадо, - не знаю, вернусь ли. Мне нужно время.
- Но тогда почему…- я киваю на дом за его спиной.
- Я предложил Акве переехать в мой дом. Это послужит признанием перед остальными, что она – моя хозяйка, и оградит ее от посягательств. Как я уже говорил, здесь женщин мало. Неважно, что сейчас между нами, но самое малое, что я могу для нее сделать – просто по-человечески помочь.
Я верчу в руках кошелек, чувствуя, как перекатываются под мягкой кожей бусины жемчуга, и, нащупав флакон, вдруг принимаю решение.
- Я на минуту!
Дэгу окликает меня, но я быстро иду к дому. У Акве – потухший взгляд, увидев меня, она подбирается, как кошка перед прыжком, и я невольно задаюсь вопросом, что нужно пережить, чтобы так не доверять людям? Вряд ли дело только в том, что не сложилось с Ринадо. Я достаю флакон и решительно протягиваю ей:
- Это зелье я приобрела в срединных землях. Если его выпить, то забудется боль, связанная с сердечными делами.
Акве горько усмехается:
- Я знаю, что это. Чужой сон. Терра неплохо зарабатывает на своих прежних запасах. Мои дримеры погибли вместе с островом, а она – великая мастерица в исцелении не только телесных, но и душевных недугов… Ты же приобрела это в Сэбу? В лавке травницы?
- Да. Значит, эта женщина – бывшая земная Смотрительница.
- Все мы выживаем, как умеем, - вновь кривовато ухмыляется Акве.
Я еще раз протягиваю флакон, но она качает головой:
- Нет, девочка, слишком дорого обходятся мне игры с памятью. Все, что было – и любовь, и боль, все мое! Я не хочу ни о чем забывать! А ты подумай, что движет тобою сейчас: желание помочь мне или желание уберечь своего деда от шанса, что он передумает и вернется ко мне?
Вот же стерва! Если я и жалела ее, то после таких слов вся моя жалость улетучивается. Я убираю флакон обратно и пожимаю плечами:
- Дело ваше! Прощайте!
Ринадо не спрашивает меня ни о чем, помогает спуститься в лодку, отвязывает канат. Мы уплываем, не оглядываясь, но я уверена, что Акве смотрит нам вслед. Моя злость постепенно испаряется. А чего я ожидала? Если бы не мое появление, Ринадо со временем свыкся бы с тем, что Акве все время рядом. Тут, восстанавливая в памяти события нашего объяснения, я вытягиваю из волос гребень.
- Вчера Вы спросили про него? Это что-то значит?
- Могу ошибаться, но такой гребень, сделанный в ювелирной лавке по отдельному эскизу, я когда-то дарил своей жене. Вот и подумалось сразу, что ты встречалась с ней.
- Вы так и не смогли ее разыскать? – тихо спрашиваю я.
- Нет. Когда я смог вернуться за перевал, наше селение уже смыло волной, тогда стихия сорвалась с цепи. Из рассказов уцелевших я узнал, что Ниру отправили к Аиру, а жена уплыла по лунной дороге еще раньше, когда узнала о гибели каравана. Теперь-то я знаю, что те, кто выбрал путь забвения, попадают в другую сторону: из владений Игниса – к Терре, и наоборот, а с восточного побережья – на западное. Но я уже много лет странствую по западному побережью, и ничего. Найти там одного единственного человека невозможно, если только не вмешается случай, как у нас с тобой. Да и потом, даже если моя жена жива, она не помнит ни меня, ни Ниру, ни нашу жизнь. Я для нее окажусь чужим человеком.