- Ты как? Хочешь размяться? – спрашивает Дэгу, когда мы пристаем к причалу. – Таверна недалеко, как раз и перекусим?
- Да, с удовольствием!
- Я останусь, постерегу лодку, - говорит Ринадо, - незачем баловать портовых лишними монетами за присмотр, вы мне только поесть захватите.
Какое же удовольствие – вновь ступить на твердый берег! Признаться, наше водное путешествие меня порядком утомило, особенно когда я лишилась магического воздействия аквамарина. Жаль, что к Лунному мысу иначе, как по воде не доберешься! Что ж, а пока можно насладиться нехитрыми прелестями портовой жизни: посмотреть на толпу, особо пеструю из-за близкой границы; попробовать местных сладостей. Дирка и уговаривать не надо, он уже задержал торговца, у которого через одно плечо висит лоток, а на другом устроился желто-синий попугай. Он с удовольствием подхватывает за людьми слова, и мы смеемся, поддавшись очарованию момента.
В таверне Дэгу незаметно кивает дежурному стражнику. Тот кивает в ответ и на радостях заказывает себе добрую кружку пива, видимо, уже тревожился из-за нашей задержки. Перекусываем мы быстро, неловко заставлять Ринадо ждать. Я осторожно заворачиваю в чистую тряпицу кусок мясного пирога, ароматный сыр и флягу с вином. На обратном пути Дирк вновь застревает возле торговцев:
- Как дитя малое! – качает головой Дэгу, но тот не реагирует, заворожено перебирая амулеты на простых шнурках. – Тебе своих мало, что ли?
Я знаю, что у Дирка на шее есть традиционная хрустальная звезда, золотое кольцо на цепочке (наверное, единственная память о матери) и переливчатый топаз в серебряной оправе – подарок Дианы. Но Дирк отмахивается. Дэгу провожает меня к лодке, нетерпеливо оглядывается на Дирка, оживленно спорящего с торговцем и хмурится:
- Пойду, потороплю его. Сколько можно!
Я передаю Ринадо угощение, и он жадно набрасывается на еду. С огорчением думаю, что он, хоть и крепок, но все же уже немолод. Не утомит ли его долгое путешествие? Если бы не мы, он бы заслуженно отдыхал в своем доме. А так – не успел вернуться, как снова в путь. Или я смотрю на него, а ловлю собственную усталость? Я уже привыкла к этому миру, но одно, несомненно, выбивает меня из колеи: отсутствие современного транспорта. Путь, который на самолете мы одолели бы за пару часов, растягивается здесь на недели. И меня это утомляет.
Я закрываю глаза, и под закрытыми веками пляшут огненные жилки. Но потом все темнеет, и дело уже не во мне. На горизонте, на абсолютно безоблачном небе вдруг встает черная полоса, на берег налетает вихрь, солнце меркнет. Всюду раздаются испуганные крики, с треском ломаются мачты и рвется такелаж у причала судов. А нашу лодку сначала изо всех сил швыряет на деревянные сваи, а потом веревка лопается, и лодку, как детскую игрушку в тазике, закручивает и, подхваченную гигантской волной, уносит в открытое море. Я инстинктивно вцепляюсь в Ринадо, и он обхватывает меня правой рукой, а на кулак левой отчаянно пытается намотать обрывок веревки. Я точно знаю, внезапный шквал – не порождение, а всего лишь каприз свободной воздушной стихии, но кому от этого знания легче?
Глава 24
Никогда не любила одиночество, всегда окружая себя людьми. Это вовсе не значит, что мне некомфортно с самой собой, но все же с самого детства я любила, чтобы рядом кто-то присутствовал: родители, друзья, ребята из клуба. Мэтт. К тому, что и здесь, в иномирье, меня все время окружают люди, я тоже привыкаю довольно быстро. И сейчас, отплевываясь от морской воды, отмечаю мысленно, что, даже попадая в переделки, я стремлюсь захватить спутника. В пустыню – Дирка, сейчас вот – Ринадо. Понятно, что все – дело случая, но что-то подсказывает мне, что для одного человека в пути случайностей многовато. Скорее, я готова поверить в то, что воздушная стихия чует во мне угрозу и всячески препятствует тому, чтобы я добралась до храма.