Я жадно вслушиваюсь в каждое его слово, чувствуя растерянность оттого, что не все понимаю. Но в то же время и гордость – он делится со мной, он доверяет мне! Мико, словно догадавшись, о чем я думаю, тихо говорит:
- Моя стихийная сила нарастает каждый раз, как я вновь и вновь побеждаю непогоду, мне открывается то, что было ранее недоступным. Но как бы я ни менялся, одно останется прежним – я буду тебя любить. Нира, ты веришь мне? Я люблю тебя, люблю, и хочу, чтобы между нами больше не было преград.
Я киваю, сдерживая слезы. И тогда Мико наклоняется и впервые целует меня. Сначала сдержанно, потом с все нарастающей страстностью, жадно, нетерпеливо. И я отвечаю, не успевая разобраться в новизне ощущений. Он – мой мужчина, а я – его женщина, и наши объятия становятся все теснее. Стрелка погодника вздрагивает. За окном поднимается ветер, но нам он сейчас не страшен. В вечном противостоянии стихийного и человеческого этой ночью победит любовь.
МИКО
Переплетаются на покрывале ночи созвездия, оседает на песке соленая пена, в поднебесье кружат хороводом подвластные мне ветра, а я не хочу ничего, только видеть, слышать, касаться. Чувствовать биение маленького нежного сердца под своей ладонью. Видеть, как все ярче, все сильнее разгорается, окутывает Ниру золотистое сияние любви. То, что еще вчера казалось немыслимым, недостижимым, сейчас стало естественным, как само дыхание. То, чего мы оба так долго ждали, свершилось.
По стеклу барабанит дождь, но на этот раз не было стороннего вмешательства. Я сам так захотел. Небо над островом покрылось тучами, надежно защищая нас от лунного света. Мне не нужны сейчас свидетели моего пока еще хрупкого счастья, пусть даже единственным свидетелем будет та, что благословляет союзы.
Мы лежим под легкими покрывалами, а комната наполнена шорохами, вздохами, признаниями. Как хорошо быть просто человеком – влюбленным, страстным, нежным, безудержным. Как упоительно открывать для себя новое наслаждение! Между робкими, исполненными нежности ласками Ниры и бесстыдно зазывающими – моей прежней жены проложена бездонная пропасть, я понимаю это в редких передышках. Но воспоминания о Рине меркнут, блекнут и сегодня ночью они окончательно уйдут в небытие. Теперь рядом со мной та, которая доверила мне свое сердце, и у нас впереди – много времени, чтобы познавать друг друга.
Наутро я не узнаю Ниру. Прикрываю глаза, ослепленный ее красотой и пленительной грацией, и она под моим жадным взглядом вспыхивает и закрывает лицо руками.
- Нет, - нежно говорю я, отводя ее руки, - нет, я хочу смотреть на тебя.
И не только смотреть, но говорить об этом бессмысленно, когда впереди вновь – блаженное узнавание, близость, наполненная нежностью и страстью. Даже теперь, спустя несколько часов, Нира уже изменилась. Еще горит на щеках румянец смущения, но она открывается мне все свободнее. Моя, только моя, и осознание, что именно я ввожу ее в мир чувственного наслаждения, пьянит не меньше, чем поцелуи. Сейчас я вообще не могу понять, зачем так долго сдерживался, чего опасался? Нира – моя жена, мы любим друг друга, и впереди у нас – счастливая и долгая жизнь.
Совенка я предусмотрительно перенес в свою спальню, но, видимо, истосковавшись по хозяйке, он начинает биться в двери. Приходится встать и впустить его. Похоже, у каждого из нас появился требовательный и нахальный спутник. У меня – Бриз, который, давно уже освободившись от роли наставника, стал придворным шутом. У Ниры – совенок, пикирующий прямо на подушку и деловито устраивающийся в ворохе сбитых одеял.
Мы смеемся, глядя на него, и я с неохотой начинаю собираться. Пора в белую башню. Развертку мира я, в принципе, могу провести и здесь, сразу за домом есть подходящий для этого плоский белый камень, но я пока не хочу делать этого при Нире. Меня не страшит то, что в Нире проснется жадный интерес к той стороне моей сущности, которую она наблюдала лишь издали. Просто пока я поостерегусь оборачиваться, пусть даже сила моя и минимальна. Не рискну, чтобы не повторилась сцена у озера. Может позже я смогу найти баланс и познакомлю ее с тем, что пока скрыто, но не сейчас.
Поэтому я вновь и вновь целую Ниру и торопливо объясняю, что мне нужно идти. Теперь наше расставание – не торопливое бегство, а неспешное, мучительно сладостное прощание, наполненное ласками и улыбками. Я намеренно взбираюсь на башню пешком, чего не делал уже давно. Сегодня мне, как никогда, хочется продлить в себе человеческое: эйфорию, умиротворенность, жар, усталость. На моей коже – тот особый запах любви, который оживляет ночные сцены, от которых вновь закипает кровь.