— Дети, — буркнула гардеробщица, кажется, даже не распознав, были ли это выпускники или какой-то особенно взросло выглядящий одиннадцатый класс. — Надеюсь, не покурить?
— Мы ЗОЖники, — фыркнул Богдан.
— Ба! — скривилась гардеробщица, швыряя в него его же курткой. — Наркоманы, ещё и в этом признаются.
Орловский едва не покатился со смеху, с трудом сдержался — Зоя видела, — и поспешно натянул куртку, потом отобрал у девушки пальто, помог ей одеться. На крыльцо они выскочили разгорячённые, раскрасневшиеся, с удивительно хорошим настроением, и Зое хотелось расхохотаться громко-громко, но при этом чтобы никто не услышал, как ей было прекрасно, никто не украл у неё эти минуты свободной, беззаветной радости.
Сойти по ступенькам, скользким, покрытым тонкой коркой льда, было ох как непросто, и Зоя мёртвой хваткой уцепилась в Богдана, ища в нём опору — и всё равно почти свалилась в его объятия, поскользнувшись на самой последней ступеньке, замахала руками, чудом сумела удержать равновесие и на сей раз уже не успела остановить смех, так и лившийся на свободу.
— Хорошо здесь, — прошептала она устало, отсмеявшись. — Удивительно как-то…
— Домой? — спросил Орловский, заключая её в свои объятия.
Что к Зое, что к Богдану ехать было одинаково, школа находилась не так уж и далеко от их университета. Но Лерка говорила, что тут собирались встречать зимний рассвет, наплевав на то, что он в восемь утра только будет, ну, может, в семь, а мама на всю ночь отпустила, и Зое хотелось воспользоваться этими часами свободы по полной.
— Поехали к тебе, — ни с того ни с сего предложила она Богдану, касаясь его губ огненным, пылким поцелуем.
Он ответил, сначала даже не до конца осознав, что делает, потом отпрянул, посмотрел на неё с прищуром, уточняя — уверена ли.
— Уверена, — подтвердила Зоя, пытаясь позволить себе быть счастливой до последней секунды. — Поехали к тебе.
Глава семнадцатая
20 февраля, 2020 год
— Ты у меня самая чудесная, — шепнул Богдан, быстро, чтобы никто не увидел, касаясь губами Зоиной шеи и тут же поправляя шарф. — До когда?
— До когда-нибудь, — Зоя с трудом сдержала улыбку.
Она бы с удовольствием осталась с ним здесь, в университетском холле, но надо было убегать на занятие, сдавать очередную лабораторную работу, а Богдан решил в кои-то веки появиться в своём альма-матер и хотя бы спросить преподавателей, что надо делать. Зоя поражалась тому, как ему удавалось лавировать и оставаться без двоек, при этом настолько безответственно относясь ко всему происходящему в университете. Впрочем, многое легко можно было решить, и точно так же поступали и множество Зоиных однокурсниц.
Это ей совесть не позволяла.
— А поконкретнее?
— Вечером созвонимся? — предложила Зоя.
А когда-то она терпеть не могла разговаривать по телефону.
— Созвонимся, — кивнул Богдан. — Я наберу?
— Набери, — хихикнула девушка, быстро целуя его в губы. — Всё, я побежала. До вечера.
— До вечера!
Она выскользнула из тёплых объятий Богдана, с трудом сдержалась, чтобы не оглянуться воровато, не следил ли кто-нибудь за ними, хотя подозревала, что сейчас чужая любовь никому не нужна ни даром, ни за деньги. Внимание к ним, к счастью, как-то очень быстро угасло, и Зоя уже органично чувствовала себя в вечно занятой студенческой толпе среди куда-то спешащих людей, радостных и печальных, мечтающих о чём-нибудь и надеющихся на то, что их не вышвырнут прочь из университета.
Орловский скрылся за поворотом, она быстро направилась к высоким ступенькам, силясь вспомнить, где преподавателя ловить, на третьем или на четвёртом этаже. На лабораторные они практически все не ходили, и потому преподы просили заглядывать лично, если кто-нибудь изволит явиться. Зоя изволила уже третий раз, но Петровник, который вёл эту дисциплину, всё никак не хотел запомнить, что с их группой вечное правило "никто не придёт" попросту не работает.
Впрочем, возможно, она сейчас возьмёт у него задание, на следующий раз всё быстренько сделает и просто закроет для себя эту проблему? Такая методика отлично работает, преподавателям нравится, ей, как студентке, тоже очень удобно. Мама, правда, будет недоумевать, почему дочь торчит за компьютером целыми сутками в начале учебного года, но ничего, она поймёт.
Если Елена Леонидовна смирилась даже с Богданом и не плюнула ему в тарелку, когда случайно раньше вернулась домой и обнаружила, что Зоя кормит своего парня обедом на их кухне, позволила ему опять зайти в святая святых — в их квартиру! — то и лабораторные работы она как-нибудь Зое простит.
Да и вообще, мама — и это трудно было не заметить, — пыталась меняться. Зоя знала, насколько трудно ей было смириться с новой манерой поведения собственного ребёнка, и потому сама старалась быть несколько мягче с мамой.
Елена Леонидовна отвечала тем же.
Временное перемирие, царившее между ними, возможно, было не таким тихим и идеальным, как обеим хотелось. Иногда оказывалось в самом деле тяжело прийти к определённому компромиссу, и Зоя чувствовала себя заложницей требований матери, а Елена Леонидовна твердила, что и так слишком часто идёт на уступки.
Кто из них был прав? Наверное, никто, но всё же…
— Горовая, погоди!
Она вздрогнула.
Зоя привыкла, что по фамилии к ней практически никто не обращался. Разве что Лерка, всё ещё дувшаяся на Зою за тот смешной побег из школы, но почему-то, хохоча, то и дело обзывала подругу не Горовой, а Орловской. Видела, что ли, как они целовались, стоя в сугробе?
Ну и пусть. Плевать. Ни публичность, ни таинственность собственной личной жизни Зою уже не волновали, она каким-то чудесным образом привыкла воспринимать Богдана как кого-то родного и близкого вне зависимости от присутствия или отсутствия свидетелей.
Все остальные называли Зоей, Богдан упрямо звал Сойкой, даже преподаватели — и те предпочитали имя…
Ей так не хотелось оглядываться, что Зоя притворилась, будто ничего не услышала. Вместо того, чтобы посмотреть, кто там зовёт, Зоя только ускорила шаг и бодро направилась вверх по ступенькам, притворяясь, словно ничего не происходит.
Она даже не стала хвататься за поручень, хотя голова неизменно кружилась — как и всегда, когда Зоя вынуждена была идти по лестнице.
— Горовая, да подожди же ты!
Запыхавшийся, срывающийся голос. Знакомый.
Зоя ещё ускорила шаг, зная, что если она скроется в аудитории, делая вид, что ничего не услышала, или хотя бы затеряется в студенческой толпе, то отвратительного разговора можно будет избежать.
— Горовая, да ты издеваешься! — крепкие пухлые пальцы уцепились в её запястье, и она вздрогнула от прикосновения влажной от пота ладони.
Оглянулась, с трудом сдерживаясь, чтобы не закатить глаза.
Леся, растрёпанная, кажется, ещё полнее обычного, с торчащими в разные стороны волосами, смотрела на Зою так, как, должно быть, в советском союзе смотрели на врага народа. По крайней мере, если б взглядом можно было убить — застрелила бы, а то и четвертовала, как тот средневековый инквизитор!
Но в стенах университета Леся, как бы она не стремилась к чему-то, оставалась просто студенткой и вечной активисткой, несколько надоедливой и раздражающей абсолютно всех.
Надо же, а раньше Зоя этого не замечала.
— Чего тебе? — несколько грубовато спросила Зоя.
— Лебедова спрашивает, чего это ты к ней не заходишь.
— У меня нет времени. Выпускной курс, второй семестр, — легко пояснила Зоя и повернулась спиной к Лесе, собираясь продолжить свой путь.
Но чужие пальцы всё ещё сжимали её запястье.
— Ну меня-то это не смущает, — отметила Леся. — Я продолжаю оставаться верной нашему общему делу!
Захотелось рассмеяться.
— Какому общему делу? — удивилась Зоя. — Слушай, ну… Я занята, правда.
— Раньше ты была посвободнее, — капризно отметила Леся.
Ну вот, начинается.