Многое в «Кипарисовых водах» показалось Эмили до боли знакомым, напомнив ей прежний дом, утраченный рай: бескрайние зеленеющие хлопковые поля, простиравшиеся до самого горизонта и сливавшиеся с линией неба; те же величественные дубы, укрывающие землю тенью; магнолии, источающие сладкий, пьянящий аромат, наполнявший воздух; заросли дикого винограда и жимолости, словно кружево, оплетающие стены построек, создавая ощущение заброшенности и романтики. Пейзаж был таким знакомым и родным, что Эмили на мгновение почувствовала себя как дома, словно вернулась в прошлое. Если бы только Антониета, жена Романа и хозяйка этого дома, оказалась такой же доброй и приветливой, как говорил Роман! Ее тревожила предстоящая встреча с новой родственницей, и она искренне надеялась, что та примет ее тепло, как родную дочь. Ее будущее зависело от этой женщины, и Эмили это понимала.
36
Внезапно Эмили вздрогнула, отвлекаясь от созерцания пейзажа: она с ужасом вспомнила, что на ней надето старое льняное платье, явно не подходящее для первого знакомства с хозяйкой такого величественного дома. Из кос, которые она аккуратно уложила утром в подобие «короны», выбились непослушные пряди золотисто-каштановых волос. Девушка озабоченно поправила свою простую соломенную шляпку, стараясь выглядеть более опрятно и прилично, и ловко спрыгнула с лошади, чувствуя, как краска смущения заливает её щёки. Роман передал поводья одному из негритят, выбежавших из-за дома, их лица сияли от неподдельного любопытства при виде приезжей. Эмили последовала его примеру, чувствуя себя неуклюжей и неловкой. Затем они начали медленно подниматься по широким ступеням, ведущим на просторную веранду. Сердце Эмили бешено колотилось в груди — она безумно волновалась, представляя себе будущую встречу с Антониетой. Она гадала, какой окажется эта женщина, какую роль она уготовит ей в этом новом доме. Наконец они добрались до высоких тёмно-зелёных дверей с цветными стёклами, собранными в форме изящного веера. Роман Агилар ободряюще улыбнулся своей племяннице, почувствовав ее явную нервозность, открыл одну створку двери и, слегка подтолкнув девушку, ввел ее в дом, в новую главу ее жизни.
Внутри всё казалось таким же величественным, роскошным и красивым, как и снаружи. Они вошли в просторный холл, словно предназначенный для приёма важных гостей, с полом, выложенным бледно-розовым и белым мрамором в виде многогранных, сложных узоров. Высокие потолки создавали ощущение необъятного простора и полной свободы, словно снимая груз с плеч. Под самым высоким потолком висела огромная хрустальная люстра, сверкающая и переливающаяся всеми цветами радуги в лучах солнца, проникающих сквозь большие арочные окна. Элегантная лестница с резными замысловатыми перилами, словно приглашая к приключениям, вела на второй этаж, обещая открыть ещё больше прекрасных комнат, наполненных тайнами. Куда бы Эмили ни бросила восхищённый взгляд, она повсюду видела несомненные свидетельства богатства, утончённости и изысканного вкуса хозяев дома. И на неё вновь нахлынули болезненные воспоминания о «Бэль Эйр», о доме, который она безвозвратно потеряла, лишившись всего в одночасье. В этот момент Эмили почувствовала себя одновременно счастливой и глубоко несчастной, благодарной за возможность начать новую жизнь, но тоскующей по прошлому. Она искренне надеялась, что сможет полюбить «Кипарисовые воды» так же сильно, как любила свой прежний дом, что это место станет для нее настоящим домом, полным тепла, любви и надежды. Но в глубине души она боялась, что ее сердце навсегда останется в «Бель Эйр».
Они вошли в дом, и тишина, которую Эмили мысленно нарисовала, представляя себе старинное поместье, с треском разбилась о реальность, словно хрупкое венецианское стекло о гранитную стену. Ожидание умиротворения и спокойствия, присущих заброшенным местам, мгновенно испарилось, уступив место нарастающему чувству тревоги. Едва их ботинки коснулись вытертого, но добротного ковра в холле, сотканного из шерсти приглушенных, благородных оттенков, их оглушили сердитые голоса, словно ядовитые змеи, проникающие сквозь щели плотно закрытых дверей. Слова, произнесённые в повышенном тоне, с неприкрытой яростью, казалось, жаждали вырваться наружу, заполняя каждый уголок дома своей отравленной ненавистью.
Холл, хоть и не поражал воображение роскошью и величием, был обставлен в скромном, но элегантном стиле, свидетельствующем о былом достатке и утонченном вкусе. Резной дубовый стол, отполированный до зеркального блеска веками бережного ухода, гордо возвышался у стены, храня на своей поверхности лишь старинную бронзовую чернильницу, потемневшую от времени, и несколько пожелтевших писем, перевязанных шелковой лентой. Большое зеркало в позолоченной раме, потускневшее, но все еще заметное, отражало встревоженное, бледное лицо Эмили, словно подчеркивая ее внутреннее смятение. Вдоль стен стояло несколько стульев, обитых выцветшей, но когда-то дорогой тканью с витиеватым узором, напоминающим о давно ушедшей эпохе.