Теперь, когда отца не стало, её терзало не только всепоглощающее горе, разрывающее грудь на части, но и робкое, едва уловимое предвкушение свободы. Как птица, выпущенная из клетки после долгих лет заточения, она впервые ощутила свежий ветер перемен. Страх перед неизвестностью, пугающая перспектива самостоятельно распоряжаться собственной жизнью смешивались со сладостным ожиданием новой жизни. Каким будет её мир без отца? Сможет ли она выжить в нём, противостоять его жестокости и несправедливости?
Была ли она готова к этой свободе, неожиданно дарованной ей смертью отца, к этому внезапно свалившемуся на неё бремени самостоятельности? И как распорядиться жизнью, которую теперь ей предстояло строить самой, без его руководства и защиты, без его мудрых советов и крепкого плеча? Вопросы терзали её разум, словно рой разъярённых пчёл, жалящих сомнениями и неуверенностью. Она знала лишь одно: мир Мэтью Кларка закончился, погребённый вместе с ним под мокрым холмиком земли. Начинался мир Эмили. И ей предстояло создать его, слепить из осколков прошлого, вдохнуть в него жизнь, наполнить смыслом и надеждой. Но с чего начать? Куда идти? И хватит ли у неё на это сил? Скрипучие стены пансионата не знали ответа, дождь, барабанящий по крыше, не мог подсказать, призрачные надгробия на кладбище не шептали их. Ответы на эти вопросы ей предстояло найти самой, в глубине своего сердца, в лабиринте своей души, где смешались страх и надежда, горе и предвкушение, прошлое и будущее. Она должна была найти свой собственный компас, чтобы проложить курс в новую, неизведанную жизнь.
Эмили смотрела в окно, и ей казалось, что её мысли вторят унылому техасскому пейзажу, размытому бесконечным дождём. Серая пелена, казалось, окутала не только землю, но и её душу, высасывая из неё последние краски радости. Тяжёлый вздох вырвался из её груди, и она отвернулась от мутного стекла, не в силах больше выносить эту картину всеобщей скорби, это безрадостное отражение своего внутреннего мира. После внезапной смерти отца, её единственного близкого человека, её маяка в бушующем море жизни, Эмили осталась совсем одна, без гроша в кармане и без малейшего представления о том, что делать дальше. Казалось, судьба, словно злой шутник, привела её в руки миссис Грант, владелицы убогого пансиона «Забвение», где они с отцом остановились в тот роковой вечер, накануне его трагической кончины.
Миссис Грант была суровой и неразговорчивой женщиной с пронзительным взглядом, способным, казалось, читать мысли, и непроницаемым лицом, на котором не отражалось ни единой эмоции. Она держала постояльцев в ежовых рукавицах, словно дрессировщик диких зверей, и не проявляла ни малейшего снисхождения к их бедам, видя в них лишь ещё одну возможность сэкономить. В её манерах чувствовалась усталость, многолетняя борьба за выживание, сделавшая её циничной и безжалостной. В глазах Эмили она была воплощением безысходности, олицетворением мрачного будущего, которое теперь маячило перед ней.
6
После смерти отца перед Эмили во весь рост встал вопрос выживания, словно огромная неприступная стена. Раньше у неё не было ни времени, ни возможности думать о будущем, строить планы или мечтать. Её жизнь была сплошным калейдоскопом борьбы за кусок хлеба, постоянным поиском тепла и безопасности. Все её заботы сводились к одному: где они с отцом смогут поесть и переночевать в следующий раз? Последние четыре года эта мысль неотступно преследовала её, словно навязчивый кошмар, проникая даже в сны и лишая покоя. Она стала её навязчивой идеей, мрачной тенью, сопровождавшей её повсюду, диктующей каждый её шаг.
«Но ведь жизнь не всегда была такой грустной», — с горечью подумала девушка, усаживаясь на скрипучую старую койку, служившую ей постелью. Матрас был продавлен и источал затхлый запах, словно сама безысходность пропитала его волокна. Память, словно старая киноплёнка, начала прокручивать в её голове обрывки счастливых моментов: улыбка отца, лучи солнца, пробивающиеся сквозь листву деревьев, запах свежеиспечённого хлеба, ощущение тепла и защищённости. В голове всплывали картины их путешествий, пусть и вынужденных, по живописным местам, где они хоть ненадолго забывали о своих проблемах и наслаждались красотой мира. Когда отец был жив и здоров, когда их жизнь ещё была наполнена смехом, надеждой и мечтами о лучшем будущем. Эти воспоминания, словно искры, вспыхивали в темноте её отчаяния, напоминая ей о том, что когда-то она была счастлива, и даря слабую, почти незаметную надежду на то, что счастье ещё может вернуться, что не всё потеряно. Но боль утраты была слишком сильна, словно тяжёлый камень, придавивший её к земле, и воспоминания вместо утешения лишь усиливали её тоску, превращаясь в горькое напоминание о том, чего она лишилась. Они были словно мираж в пустыне, обещавший спасение, но лишь усиливавший жажду.