ка, как о главном двигателе всего живого на Земле, двигателе прогресса и развития общества. О том страхе, который, собственно, и создал человека. Обратил бессловесное животное в мыслящее существо, сделал из него венец творения. О страхе, который стал истинным творцом! Который рождал, и рождает героев и поэтов. Создал, создает, и будет создавать прекрасные живописные полотна и изумительную музыку. О страхе, который человека сделал ЧЕЛОВЕКОМ. Да, да. Как ни парадоксально, но именно страх стал основой создания всего хорошего и нужного людям, стал самой основой жизни. – Не верите? – обращаясь неизвестно к кому, произнес вслух Сергей Михайлович. – Давайте попробуем разобраться. А, действительно, прав ли наш герой? Давайте разберемся вместе с ним. Часть 5. Как это было. Еще когда человек не был, собственно говоря, человеком, когда еще густая шерсть покрывала тело существа, которому через миллион лет предстоит увидеть землю из иллюминатора космического корабля и заменить живое сердце протезом, уже тогда вместе с развитием этого проточеловека в нем созревал страх. Боязнь за свою жизнь научила это существо делать ограды и орудия защиты от дикого и непознанного мира, закладывая появляющиеся способности в генную структуру каждого индивидуума. – Значит, чувство постоянного страха и позволило дикому существу сохранить свое племя и не сгинуть, как иные дикие виды того времени. Позволило родиться чувству самосохранения. Скудность пищи и трудность ее добычи держали развивающееся существо в постоянном голоде, что рождало страх утратить навсегда огонь жизни в организме от истощения. И это вполне понятно. Без пищи организм начинает постепенно умирать. И тогда мозг, из боязни потерять то, в чем он находится – живую плоть, посылает команду нервным окончаниям желудка и чувство голода дает о себе знать, заставляя существо искать пищу и побуждая изобретать все новые способы ее добычи, приучает руку-лапу держать палку, мотыгу и рождает в конце концов труд, который, по образному выражению Энгельса, создал человека. Получается, что способность к труду, ее развитие и совершенствование вызвано желанием преодолеть чувство голода, защитить организм от истощения, не допустить его гибели. И это желание возникает по команде мозга из страха смерти. Итак, страх - это основа труда, а труд - это причина и основание всего созданного существом, ставшим человеком. Но дикое существо, никогда бы не стало человеком, если бы думало только о себе. Боязнь потерять то, что рядом, своего партнера /самца или самку/, свое дитя, заставляет искать ему защиту, заслонить его в нужную минуту собой, даже ценой собственной жизни. Могут возразить, а как же тогда боязнь за себя, чувство самосохранения. Да, очень просто – оно отступает на второй план, поскольку уже страх за другое, близкое, существо пересиливает страх за собственную жизнь. Ибо страх не защитить, не сделать того, что ты можешь - это тоже страх и корень у них один. И как против орудия нападения появляется средство защиты, так и рождается высокое чувство самопожертвования, но основа его тоже страх. Любовь. Самое сильное, самое нежное чувство человека. Неужели и она рождена страхом? Да, и она тоже. Во-первых, потому, что человек, существо, которое может любить, создано страхом. А, во-вторых, само это чувство базируется на страхе: я боюсь, боюсь, что не смогу полюбить – неосознанно чувствует человек и сам не отдает этому отчета. И эта боязнь рождает внутренне чувство любви. Любви пока еще ни к кому, просто любви как чувства. Она возникает реально, теплится до поры, до времени; начинает расти и растет, охватывая нас полностью лишь тогда, когда мы встречаем человека, который чем-то поразит нас. Человека, на которого и выплеснется родившееся, созревшее изнутри и не истребованное пока чувство любви. А страх, что тебя не полюбят. Этот страх делает чудеса – человек становится лучше, красивее. Ради любимой он совершает невозможное, творит великое и незабвенное, свершает подвиги. Любовь, чувство, рожденное изнутри, и выплеснувшееся наружу, делает из простых людей поэтов, художников, музыкантов или артистов. Вечная музыка, гениальные творения живописи созданы любовью. Любовью и страхом. Страхом, что не сможешь создать такого, чего еще не было. Страхом, что созданное тобой не превзойдет виденное ранее. И это рождает вечное стремление человека к самосовершенствованию. Часть 6. Страх или СТРАХ. – Да, основа всех чувств человека – страх, – уверенно произнес Сергей Михайлович. – Страх внутренний и неосознанный. Страх как создатель ЧЕЛОВЕКА. Но только они, эти чувства – любовь, самопожертвование, патриотизм, стремление к совершенству и другие, рожденные страхом, по-настоящему правят человеком, ясно осознавал Поджогин, а страх лишь их основа. Одновременно с этими чувствами, в человеке жила и живет трусость, как нормальное явление и качество каждого. Но трусость оправданная, трусость защитительная. Трусость позволяющая действовать не безоглядно и избирательно. Трусость, заставляющая выбирать из множества способов достижения цели самый безопасный и самый приемлемый путь. Трусость, обратившая страх на пользу человека. – Конечно, – продолжал убеждать незримого собеседника Сергей Михайлович, – иногда (и это доказывает вся история человечества) страх поглощает всего человека и становится уже не основой для чувств, а одним из чувств и, пожалуй, даже самым главным чувством данного человека. И тогда страх в полной мере охватывает его, давлеет над ним и руководит человеком. Но это уже другой страх. Это не тот страх, о котором я говорю, – вслух произнес Сергей Михайлович, – а просто СТРАХ. И, как только такой СТРАХ овладевает человеком, трусость становится самым главным его чувством и человек становится трусом. И он уже теряет все остальные чувства или контроль над ними. И тогда человек ПРЕДАЕТ. Предает любовь, ближнего и отечество – подумал Поджогин... Такие мысли к Сергею Михайловичу раньше не приходили и, возникнув теперь, они его охватили полностью. Прошедшая жизнь пронеслась перед его глазами за одну секунду. Снова, как наяву, он увидел себя со стороны. Увидел свое испуганное лицо, когда на него кричал начальник. Увидел себя бредущим домой в подавленном состоянии. Увидел свои поникшие веки под пристальным взглядом Ирины, и многое другое, о чем стыдно было думать и за что приходилось краснеть. *** – А что же я. Неужели я трус? Неужели – резко воскликнул Сергей Михайлович, – страх стал главным моим чувством и стал СТРАХОМ. Почему, в конце концов, я должен уволиться. Почему не оправдываюсь, не защищаюсь, не нападаю, наконец. Почему не решусь и не подойду к Ирине. Ну, прогонит, ну не согласится, но ведь буду знать наверняка, и не мучаться от неизвестности. И, наконец, пора кончать с холостой жизнью. – Мямля, тряпка, размазня, – не щадил себя Поджогин. – Надо решиться и что-то сделать завтра. Нужно проявить волю и показать себя. Уничтожить в себе труса. Уничтожить СТРАХ. Да, мы все можем бичевать себя наедине, но можем ли мы это сделать вслух, высказать все перед другими. Способен ли я на это, думал Сергей Михайлович, и не находил ответа. – Нет, надо на что-то решиться, – наконец осознал он, и остаток ночи прошел хоть и без сна, но все же спокойно. Часть 7. Утро. Ровно в 9.00 Сергей Михайлович был на работе. Бессонная ночь почти не оставила следа. Гладко выбритый и аккуратно одетый, он производил хорошее впечатление. Глаза приобрели какой-то доселе невиданный блеск и поражали уверенностью. В руках он держал большой букет ярко-алых и изумительно ароматных роз. Начальник сидел у себя в кабинете и Сергея Михайловича не вызывал. Ирина принесла, как всегда, крепкий чай. За соседним столом слышалось ворчание Бирюкова. Валерий Гавриков заполнял какие-то карточки - то ли “спортлото”, то ли еще какой лотереи. Все были заняты своим делом. – Сейчас, или никогда, – решился Сергей Михайлович. – Ирина, – он не узнавал своего голоса. – Ира, – повторил он и, наконец, уверился, что поступает правильно. – Выходи за меня замуж. От неожиданности девушка поставила стакан мимо стола, и горячий чай большим мокрым пятном лег на стул. – Хорошо, – это все, что она сказала. Но глаза, глаза говорили совсем другое. – Какой же ты мямля, – читал в них Сергей Михайлович, – что же ты молчал раньше. Конечно, я согласна и давно. Бирюков перестал ворчать и молча смотрел на них. – А Вам, Иван Калистратович, я бы посоветовал отдохнуть и внимательно посмотреть на окружающих. Все работают ничуть не хуже Вас, а может даже лучше. – Эти слова Сергей Михайлович произнес без издевки, а, скорее, с сочувствием и они не встретили сопротивления или отрицательной реакции со стороны Бирюкова. Все были поражены. – Что с Вами, Сергей Михайлович, – раздалось из разных углов. – Я переродился и убиваю в себе СТРАХ. Ответ Поджогина прозвучал четко и внятно. Подняв голову, Сергей Михайлович твердым шагом направился в кабинет начальника... Хлопок закрываемой за ним двери показался окружающим выстрелом дуэльного пистолета. Не зная что сказать, все оглянулись на Ирину - та стояла возле мокрого стула, и смотрела на пустой стакан счастливыми глазами... Эпилог. Через месяц, на свадьбе Поджогина Сергея Михайловича и Ирины, теперь тоже ставшей Поджогиной, начальник громче всех кричал горько, веселился от души