- Я буду, - уверенно ответила Любка. Подошла, отобрала у Стеши крынку и полотенце. А соседки в ответ только головами покачали, встретив упрямый Любкин взгляд исподлобья.
********
Два дня Софья пылала. А Любка неустанно ухаживала за ней, поила, с трудом приподнимая тяжелую голову матери. С хозяйством было нелегко. Девочка, хоть и умела многое, но все же не хватало сил и роста, чтобы так же ловко управляться у печи, как мать и старшие сестры. Но труднее всего было ладить с домашней скотиной – свиньи то и дело норовили сбить девочку с ног, когда она задавала им корма.
Вот и теперь Любка сидела в грязи, размазывая слезы тщетности, а два толстых борова, толкаясь и похрюкивая, выедали помои из лежащего на земле ведра. В этот момент девочка услышала голос матери. Тут же позабыв о своих горестях, Любка стрелой бросилась в дом.
- Мам, что?
- Сон-трава, сон-трава, - нараспев стонала Софья, - успокой меня! Где ты?
- Я здесь, мама!
Но Софья смотрела мимо дочери невидящими глазами, и все повторяла про «сон-траву». Любка поднесла ей воды, отерла лицо, и мать успокоилась, заснула. Но то же самое повторялось снова и снова.
К вечеру следующего дня, закончив домашние хлопоты, Любка подсела к деду Игнату. Он курил с заветренной стороны дома, щурясь на закатное солнце.
- Деда, а что такое сон-трава? – спросила Любка.
- А? Чевой? – спросил дед, прикладывая руку к уху.
- Сон-трава.
- А-а, внуча, это цветы такие. Сиреневые, а ножка – будто серебром припорошена. Говорят, что лечебные они. Знахари их используют. Да только как – не знаю.
- А где они растут? – прокричала Любка.
- Ась? Не видел я сам их здеся. Но люди говорили, что за дальней рощей целая поляна есть.
Дед затянулся и закашлял. А откашлявшись, да покряхтев всласть, продолжил:
- Был я мальцом, когда мне бабка сказывала, мол, эту сон-траву перед самым рассветом собирать надобно. И только так, мол, она целебной становится.
- А что ж потом делать-то с нею, деда? – Любка ловила каждое слово.
- Не знаю, внуча. Может сушат ее, может – к ранам прикладывают. Был я мал тогда, не упомнил.
- Деда, - Любка замялась, но все-таки спросила, приложив ладошки конвертиком прямо к его уху, - а леший… есть?
- Леший? Да леший его знает, - засмеялся дед своим свистящим смехом и снова закашлялся, - не видел его никто. Не слушай ты бабьи глупые разговоры, что мол, шар тот огненный – леший послал. Молния это. Хоть и необычная.
Дед еще немного пожевал губами, усмехаясь чему-то, и продолжил:
- В лесу-то много кто живет – звери да птицы. Вот с ними надо держать ухо востро. А леший… Доброму человеку не надо нечисти бояться. Доброго человека Бог бережет.
Любка схватила прутик и принялась чертить разводы в пыли возле лавки. Сон-трава, сон-трава - не зря же мама звала ее? Если дед Игнат говорит, что трава эта - лечебная, так может ее и надо маме? А, значит, именно она – Любка, эту сон-траву ей и принесет. Потому что все знает. И потому что – храбрая.
Успокоившись этим своим решением Любка быстро заснула вечером. А проснулась еще затемно. В доме все спали, только мама беспокойно металась головой по подушке. Девочка напоила ее, заботливо подоткнула, съехавшее на пол, одеяло, и неслышно выскользнула из дома, прихватив с собой большую холщовую сумку.
На дворе было тихо. Бурый пес Бровко в своей конурке дернулся было от звука шагов, но увидев Любку, протяжно зевнул и снова положил голову на вытянутые лапы. Звезды сияли с одного края небосвода, будто бы соперничая с луной, затаившейся напротив. Воздух обжигал холодом и ничто еще не напоминало о скором рассвете.
Поплотнее закутавшись в теплый платок, Любка отправилась прямиком по дорожке, ведущей на холм. По той самой дорожке, где так часто ходили ее мать с отцом в прежние – радостные времена. И по той дорожке, которая – Любка это чувствовала – сделала ее маму совсем больной. От этих мыслей и от жалости, девочка покрепче вцепилась в свою сумку руками и затопала к холму с удвоенной решимостью.
Совсем скоро – когда небо уже чуть просветлело, перед Любкой развернулась роща. Дорожка шла по-прежнему широко. Но с обеих сторон ее теперь обнимали деревья. И вправо, и влево от девочки расстилались сумрачные заросли, от которых тянуло холодом и опасностью.