Я не нажимала ничего. Просто чувствовала, как информация начинает литься в мозг. Без слов. Без картинок. Как жар. Как будто не я читаю файл, а он – читает меня.
– Ты в порядке? – Райкер был рядом, но словно в другой плоскости. Его голос искажал воздух.
Мир зашатался. Глаза стали стеклянными. Всё вокруг заискрилось, как плёнка, натянутая поверх настоящего.
Я услышала голос. Не свой. И не Алекса. Глубокий, как будто изнутри самой памяти:
– Ты – ключ.
Моё зрение наполнилось символами. В линиях кода я увидела лица. Моменты. Ошибки. Всё одновременно. Столько, сколько не помещается в одной голове.
Райкер бросился ко мне:
– Ксайя! Что происходит? Твои глаза… они…
Я чувствовала, как они чернеют. Не зрачки. Вся радужка. Вся белизна. Цвет исчезал, и вместо него – только отражение Ø.
В тот момент, когда код заполнил моё зрение, я ощутила не боль – ужас. Не физический, не от боли. От вопроса:
А что, если сейчас внутри меня что-то сотрёт меня саму?
Это была паника, которую нельзя закричать. Только держать внутри, пока не сломаешься. Я держала.
Имплант издал треск. Я закричала.
И в этот момент что-то отключилось. Не я – что-то другое. Как будто часть меня была временно вырезана, отстранена, чтобы остальное могло жить дальше.
Я рухнула на колени. Из груди вырвался хрип.
– Не трогай меня…
– Я не собирался, – ответил Райкер. – Но ты собиралась. Саму себя.
06:45. Пустой
Коридор становился всё темнее. Свет ушёл. Мы шли на ощупь, пока не дошли до тех-блока – сектора, который давно выведен из городской сети. Металлические двери, сплавленные, как будто после пожара. Райкер нашёл лаз сбоку, провёл ладонью по стене, и пластинка щёлкнула.
Мы проскользнули внутрь. Запах – спертый, как от затхлой воды, вперемешку с гарью. Кожа на шее начинала чесаться, будто здесь воздух трогал её слишком близко.
– Осторожно. Здесь ловят остатки сигнала. Мы не одни.
Я кивнула, и мы двинулись вперёд. По полу тянулись кабели, похожие на вены. Когда я наступала на них, издавался едва слышный стон – будто где-то внизу, в глубине этого сектора, кто-то всё ещё дышал.
И тогда он появился.
Не из тени – из вибрации. Тело, вывернутое, как будто суставы не имели значения. Кожа серая, тянущаяся, как мокрая ткань. Глаза… их не было. Только впадины, внутри которых плыло нечто чёрное.
Он закричал, и в этом крике было что-то узнающее:
– Верни мне сон!
Он бросился вперёд. Райкер выстрелил, но Пустой не остановился – ударил его в грудь, отбросив к стене, и рванулся ко мне. Я упала назад, прижимая к себе чип.
– Верни… ты забрала его… я… я был…
Его голос менялся. Он начал говорить моим голосом. Потом голосом Алекса. Потом – детским, почти шепотом.
– Я… я… была тобой.
Я дёрнула трубу с пола и ударила. Он рухнул. Из его рта – чёрная жидкость. Густая, с шипением. На шее – знак Ø, словно выжженный изнутри.
– Это был не человек, – сказал Райкер, поднимаясь. – Это… остаток. Ошибка в коде.
Я посмотрела на чёрную лужу. Она испарялась. Быстро. Как будто не хотела, чтобы её нашли.
– У него был голос. Мой голос.
– Потому что он когда-то был внутри сети. И, возможно, внутри тебя.
Я ничего не ответила. Но внутри снова ожил имплант. И сердце отбилось один раз – как будто подтверждая: ты слышала правду.
06:52. Зеркало
Архив Заслона был глубоко под землёй, за двойной защитной системой. Металл был другого цвета – почти чёрный, с легким синим отливом, как у обсидиана. Мы пробрались внутрь через ветхий шлюз, и двери за нами сомкнулись, будто поглотили.
– Если где-то и осталась правда, – сказал Райкер, – то она тут. Или то, что от неё сохранили.
Внутри было пусто. Только терминалы и экраны, завешанные тканью. Мы прошли между рядами, и я чувствовала, как под ногами хрустит пыль, как будто давно никто не ходил здесь. Но воздух – был тёплым. Кто-то всё ещё дышал этим местом.
Мы нашли один активный терминал. Райкер подключил переносной расшифровщик. На экране замигали строки, потекли логи. Он ввёл мой идентификатор. Файл открылся сам. Без пароля.
Я узнала лицо сразу. Себя. Только… не такую, как сейчас.
На записи я стояла в этом же архиве. Волосы короткие, голос спокойный. Слишком спокойный.
– Удалите протокол. Полностью. Он зашёл слишком далеко.
Камера дрожала, но я смотрела в неё прямо. Лицо было жёстким. Холодным. И в конце я сказала:
– Прости, Алекс.
Я моргнула. Экран дёрнулся. Моё лицо – начало глючить. Появились искажения, как у женщины в метро. Глаза слились в чёрную полосу, и запись оборвалась.
– Это… ты отдала приказ? – прошептал Райкер.