- Добрый день, августейший.
- И это всё? - король нахмурился. - Всё, что ты можешь сказать?
Марагрез в упор посмотрела на отца.
Отец.
Марагрез помнила его молодым и сильным. Когда она была маленькой, отец поднимал её на руки и сажал на шею. Ей казалось, что она поднималась так высоко, что можно было увидеть весь мир.
Она не видела его семь лет. Или двенадцать. Короткий визит ко двору, когда он просто прошел мимо, не сказав не слово, не в счёт.
Человек в кресле не был её отцом. Марагрез молча разглядывала этого незнакомца. Толстый и одновременно болезненно истощённый человек был одет в просторный чёрно-багряный балахон, из-под края которого показывались мягкие фетровые тапочки. Он тщательно искала на бледном, серо-зелёном лице с маленькими больными глазами следы своего отца, но не видела.
На мгновение Марагрез показалось, что её дурят. Предъявили ей актёра, и ждут, какая будет реакция.
- Ты говорить разучилась?
Марагрез не обратила на сиплые слова внимания и подняла взгляд на герцога Вазила. Тот был абсолютно серьёзен.
Не шутка.
- Нет, августейший, - Марагрез недоумённо посмотрела на человека в кресле. Страх куда-то делся, осталось недоумение. Все эти тайны, опасность, все эти чопорные лорды-юристы и герцоги окружают... вот это?! Вот эту жалкую сиплую развалину? Милостивая Илея, она боялась его?!
- Тогда говори. Что тебе сказал Оракул?
- Оракул сказала, что родится тот, кто родится. А какое он будет иметь отношение к вам, лучше спросить у вашей августейшей супруги.
Повисла тишина. Марагрез продолжала разглядывать отца. От короля плохо пахло. Чем-то сладким, немного нужником и старческим телом.
Король закашлялся. Вазил молча достал платок и вытер, как личный камергер, слюну с монарших губ.
- Понятно, - буркнул отец. - Что ж, ты должна быть довольна, верно?
Марагрез сначала не поняла, что он имеет ввиду. Потом покачала головой.
- Если честно, мне всё равно.
- Что это значит? Церковники и вся эта чернь посадит тебя на трон. Ты же этого хотела.
И действительно. Она же хотела именно этого. Когда-то клялась, что она законная дочь короля, чего она хотела добиться? Права быть его наследницей, его первенцем, перед людьми и Мату-Ине.
Что значит быть наследницей? Получить трон после смерти отца.
Марагрез в который раз прислушалась к своим мыслям. Трона она не хотела. Смерти отца - вот этого человека перед ней - тоже. Тогда чего же она хотела? За что боролась? За признание себя законной дочерью своих родителей? А ей ли было это надо, или людям вокруг неё? Сама она все эти годы хотела, чтобы её оставили в покое.
- Нет, не хочу, - ответила Марагрез.
- Тогда чего хочешь?
- Домой, - честно ответила она. - Мне не нравится в столице.Тут шумно, суетно и слишком людно.
Ответа не последовало. Оба мужчины молчали. Марагрез стояла спокойно, впервые за долгие годы без усилия выпрямив спину и не испытывая страха.
Наконец, она не выдержала.
- Я выполнила всё, о чём вы просили. Я могу вернуться домой, августейший?
- Нет, - буркнул король. Он подался вперёд, и трясущейся от напряжения рукой поманил Марагрез к себе. Она послушно приблизилась. - Скажи, что ты будешь делать, когда я всё-таки сдохну?
Она пожала плечами.
- Буду жить у себя дома. Как раньше.
- А церковники потащат тебя на трон.
- Я отрекусь. Я незаконная, - она с трудом удержала улыбку. - И привыкла к этому.
- Отречёшься?
- Без сомнений.
- После того, как твоя мать померла ради этого?
Это был удар по больному месту. Марагрез на мгновение почувствовала старую ненависть к человеку, лишившему её самого близкого человека на свете, но вспышка так же быстро прошла.
- Да, отрекусь.
Они снова замолчали.
- А по мне горевать будешь, когда я умру? - спросил король. Марагрез начала уставать от этих вопросов. Чего от неё хотят? Она всё сказала.
- Разумеется. Вся страна будет горевать.
- Но не как по отцу, верно?
- Я не понимаю, о чём вы.
- Всё ты понимаешь, змея, - Король поправил балахон на коленях. Марагрез показалось, что запах испражнений и гнили усилился. - И не будешь горевать.
Она покачала головой, не желая вступать в спор. Скорбеть она, разумеется, не будет. Марагрез с ясностью поняла, что её фантазии, как она нечаянно обрадуется новости о смерти отца и стыд, как она будет замаливать этот грех, не более, чем фантазии. Она не будет скорбеть. Она не будет радоваться. Единственное, что она испытает, будет огромное облегчение.
- Вы не правы. Буду. Как и велит Мату-Ине.
Повисла тяжелая тишина.
- Что скажешь, если я предложу тебе трон?
- Простите? - удивилась Марагрез.